Где еще можно прятаться?.. Там, ближе к выходу на крышу, за креслами у нескольких столиков.
Она обвела их взглядом, но не посмотрела с другой стороны.
Девушка возвратилась почти к исходной позиции, опять захотелось повернуть лицо к золотистым лучикам, но впереди, где кончалась площадка, у невысокой бордюрной решетки замаячило синим цветом небольшое пятно… листочек бумаги или тряпочка… А там внизу клумба, которая уже не будет радовать своей очаровательной пестротой… рабочие уехали час назад, расправились равнодушно и… да, вместо клумбы коричневая земля… сама на себя наводящая грусть.
Она нагнулась и подняла синий, сложенный вчетверо карманный платок.
Очень похожий…
Что за чепуха?..
Это ее платок.
Да, ее собственный.
Почему здесь, у края?..
Пусто!
Земля кинулась к ней, сердце в глотке, нечем дышать…
Был тревожный звонок, но она не успела!
Синева мелькает над головой…
Кисть…
Она чувствует правую кисть.
Сжатую.
Сжатую там вверху, сейчас ее оторвут!
Выдержать, выдержать и схватиться другой…
Высота внизу, где болтаются ноги, мешая развернуть тело… надо рывком, надо вздернуть левую руку…
«Боже, подари мне еще мгновенье!»…
Есть!
Лиза схватилась левой за прут решетки и повисла на двух.
Есть.
Ее не сбрасывают!
Закричать?
Нет, если сейчас она не соберет все силы и не подтянется, руки могут разжаться сами.
Лиза почувствовала, как напряглись бицепсы, будто чужие сторонние механизмы, в глазах стало почти темно… руки не отпускают прутья, ступня сбоку вставилась между ними…
Вот, левая рука ухватилась за верх решетки… колено уперлось в край… просветлело в глазах… вот, она уже перекинула ногу…
…и стоит по ту сторону.
Видит площадку… столики… у ворот — охранника спиной к ней и к солнцу…
Видит, только ничего не слышит, уши как заложены ватой.
Там в баре есть сок, жутко хочется пить.
Пять минут, и она чувствует, будто те секунды были не в ее жизни, будто случилось не с ней.
Именно так — не с ней.
Голова свободна от мыслей, она контролирует это внутреннее пространство… сердце и дыхание в норме, даже нет болей в кистях.
Она все контролирует.
В доме тихо, ни одного детского голоса.
Да, они же играли в прятки.
Тихо на втором этаже…
Девушка спустилась на первый.
Здесь тоже тихо, и никого…
В зале черный рояль.
Черный цвет у рояля никогда не выглядит траурно, он всегда праздничный.
Почему она подошла к роялю?..
А вот почему.
Лиза откинула крышку, села и, не зная, что будет играть, положила пальцы на клавиши.
А они уже знали!
Знали, и понеслись в быстром темпе шопеновского минорного вальса…
…чтобы повторить начало еще быстрее…
…и здесь… здесь, слегка недокончив, заговорить о душе человека…
Шопен всегда говорит о душе, о ее уголках, где таится хорошее. Люди не ведали о них, пока не родился болезненный польский мальчик, родился, чтобы им рассказать.
Сейчас она играет его предсмертное произведение.
Когда туберкулезная кровь рвалась наружу, не давала дышать, когда жизнь считалась только на дни.
Но тема смерти не вторглась, не коснулась души, бывшей для него сильней человеческой плоти.
Белые клавиши с черными бемолями не дробят, а собирают белое вместе…
…головы стали появляться возле рояля…
Лиза не видела лиц и не хотела, а еще — она могла поручиться, сзади стоит Ромми Ванлейн.
Слушайте, слушайте же теперь вот это!
Сгиб указательного пальца проехал по клавишам и руки забили аккордами «Героический полонез».
Слушайте непобедимую жизнь!
Вот вам осколки летящего солнца!
На этот раз людей в спорткомплексе было гораздо больше чем прошлым воскресным вечером, так что их даже попросили десять минут подождать.
А потом попросили поспешить на освободившиеся дорожки, и Дункан, успевший захлопнуть кабинку с вещами, раздосадовался от зазвучавшей там телефонной мелодии.
И пока подходил молодой человек из обслуживающего персонала и открывал дверку, телефон настойчиво выводил свои звуки.
Больше всего не хотелось, чтобы звонил дежурный по управлению — это грозило обратным переодеванием.
Однако с Дунканом заговорил женский голос, и когда назвал себя, капитан очень насторожился — он давал Лизе право на мобильную связь только по экстренным ситуациям.
— Извините, сэр, нужна встреча.
Не стоило уточнять про срочность.
— Приезжайте в Центральный бассейн.
— А где именно там?
— Прямо где-нибудь у воды.
Коннерс, любезно поджидавший его, узнав, кто звонил, предложил не терять по такому случаю времени и поплавать в хорошем темпе наперегонки.
Дункан снисходительно согласился.
А когда стартовали, поначалу решил, что партнер хорохорится — тот по соседней дорожке пер что есть сил, далеко выбрасывал из воды руку и вскидывал голову.
«Ну, долго он так не продержится».
Первые пятьдесят метров они закончили вместе.
Смотреть из под левой руки было неудобно, и капитан прекратил наблюдения, но у следующего бортика вдруг обнаружил, что Коннерс ничуть не отстал.
А у третьего… это как понимать? Тот уже сделал обратный толчок, и ушел вперед на полтора корпуса. Пожилой, толстоватый, на один глоток виски Дункана делает два… капитан от волнения сбился.
