и его потребностям; в новых же изделиях материал был покорен и изменен. Уголь, железо и песок были извлечены из шахт и карьеров, они были обработаны, сплавлены, перелиты, а затем подняты вверх на шестьсот футов над густонаселенным городом, чтобы возвести этот сияющий купол из стали и стекла!
Все эти подробности о развитии человеческого знания в области металлургии и его последствиях мы привели здесь только лишь для иллюстрации. Подобными примерами могут служить обработка меди и олова, огромного множества других металлов, например, никеля и алюминия, чтобы упомянуть хотя бы эти два, не известных до начала XIX века металла. Наибольшие триумфы революции в области механики были достигнуты, благодаря освоению различного рода веществ: стекла, камня, известкового раствора, красок, тканей и т.д. Но пока что мы имеем лишь первые плоды этого урожая. Мы видим, что обладаем громадной силой, но нам еще необходимо научиться тому, как этой силой пользоваться. Многие начальные способы применения этих даров науки носили черты чего-то банального, глупого или даже страшного. Наука исследовательская и наука прикладная только лишь начинают работать с этим многообразием материалов, которые им предоставлены.
Параллельно с ростом новых возможностей механики развивалась и наука об электричестве. Но только лишь в восьмидесятых годах XIX века ее результаты начинают что-то говорить воображению обычного человека. Как будто неожиданно появляются электрическое освещение и электрический транспорт, изменение сил, возможности пересылки энергии, которая, по необходимости, может превратиться в механическую силу или тепло с помощью медного провода, подобно тому, как воду тоже можно отправлять в нужное место с помощью труб.
Поначалу в этом великом сборе урожая достижений науки передовиками были англичане и французы; но весьма быстро, униженные Наполеоном немцы проявили такую настойчивость и запал в научных исследованиях, что сумели превзойти своих учителей. Английская наука, в основном, была плодом усилий тех англичан и шотландцев, которые трудились вне официальных научных центров. В те времена британские университеты были столпами консерватизма, здесь предавались исключительно копаниям в латинских и греческих классиках. Французская наука также оставалась под влиянием классической традиции иезуитских школ, в результате чего Германии не так уж и сложно было организовать объединение исследователей, небольшое, конечно же, по сравнению с величиной вставших перед ними вопросов, но даже слишком большое по сравнению с небольшой горсткой английских и французских изобретателей и экспериментаторов. И хотя труды этих немногих людей превратили Францию и Англию в самые богатые и могущественные страны мира, ученые и изобретатели вовсе не достигли власти или богатства. Ведь истинный ученый далек от мира; слишком уж поглощает его собственная работа, чтобы у него еще оставалось время на раздумья, а как превратить эту свою работу в деньги. Экономическая же эксплуатация открытий таких ученых весьма легко и естественно осуществляется более предприимчивыми и жадными людьми; толпы богачей, которые рождаются в каждом периоде научного и технического прогресса в Великобритании, хотя и не ругали и не резали этой курицы, несущей золотые яйца, как делали это профессиональные ученые и клирики, но весьма спокойно глядели на то, как умирает от голода это весьма полезное существо. По их мнению, все эти изобретатели и открыватели пришли в мир лишь затем, чтобы на них зарабатывали более умные люди.
В этом плане немцы оказались немного поумнее. Германские школы вовсе не питали столь резкой ненависти к новой науке. Наоборот, они позволяли ей развиваться. Опять же, и немецкий промышленник вовсе не проявлял по отношению к ученому того презрения, что бизнесмен английский. Немцы были уверены в том, что наука даст тем более богатый урожай, чем лучше будет обработана для нее почва. В связи с этим своим ученым они дарили чуточку больший уровень благосостояния; германские промышленники вкладывали в науку чуточку больше, чем остальные, и эти вложения возвращались к ним сторицей. Во второй половине XIX века именно германские ученые стали причиной того, что немецкий язык сделался необходимым для всякого ученого, кто желал знать новейшие результаты исследований в своей области, а в некоторых науках, особенно в химии, Германия сразу же овладела громадным перевесом над своими соседями. Научные труды Германии шестидесятых и семидесятых годов начали приносить свои плоды к 1880 году, и теперь в технике и промышленности Германия все сильнее и сильнее начала превосходить Францию и Великобританию.
Новый период истории изобретений начался в восьмидесятых годах девятнадцатого века с появлением машины нового типа, в которой сила взрывной смеси сменила силу пара. Легкие и весьма эффективные машины применялись в автомобилях, и они же развились до такой легкости и производительности, что появилась возможность применить их для воздушного полета, о теоретической возможности которого было известно уже давно. В 1897 году вашингтонский профессор Ленгли сконструировал удачный механизм для полетов, который, к сожалению, был слишком мал, чтобы поднять человека. Но уже с 1909 года аэроплан делается новым средством передвижения. Могло показаться, что с совершенствованием железнодорожного и автомобильного сообщения в стремлении человека к скорости наступит некий перерыв, тем временем летающая машина привела к новым и громадным переменам в отношении к наземным расстояниям. В XVIII веке из Лондона в Эдинбург нужно было ехать восемь дней; а в 1918 году было установлено, что через несколько лет путь из Лондона до Мельбурна, то есть, в половину окружности земного шара, можно будет преодолеть примерно за то же самое время.
Но не следует излишне делать упор на это удивительное сокращение времени. Ведь это только лишь одна из граней значительно более важного расширения людских возможностей. Сельское хозяйство и агрохимия, к примеру, тоже достигли в течение XIX века громадных успехов. Люди научились удобрять почву и получать с одного и того же поля урожай в пять-шесть раз больше, чем в XVII веке. Еще более необычных успехов достигла медицина; средний возраст человека увеличился, улучшилось здоровье, значительно уменьшилась разрушительная сила болезней.
Таким образом, мы видим, что произошло такое изменение в человеческой жизни, что можно уже говорить о новом периоде людской истории. За неполные сто лет произошла механическая революция. И за этот же период времени человек в плане материальных условий жизни сделал более важный шаг, чем от палеолита до начала возделывания почвы, либо же от времен фараона Пепи до времен Георга III. Теперь история человечества получила в свое распоряжение гигантские рамки, к которым, естественно придется приспособить и наши социальные, экономические и политические методы. Этот второй процесс, вполне понятно, отстал по сравнению с механической революцией, и сегодня мы находимся всего лишь в его первой стадии.
Глава пятьдесят восьмая
ПРОМЫШЛЕННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
Многие историки смешивают вместе то, что мы назвали механической революцией - понятие абсолютно новое, появившееся благодаря развитию организованной науки, являющееся таким же прогрессивным нововведением, как изобретение землепашества или открытия металлов - с чем-то иным, совершенно отличным в своих началах, с тем, что имеет связь с предшествующими историческими фактами, а именно - с финансовым и социальным развитием, которое мы называем промышленной революцией. Оба процесса шли одновременно, воздействуя друг на друга, но по сути своей и по происхождению были совершенно различными. В некотором смысле промышленная революция свершилась бы даже тогда, если бы не было ни угля, ни пара, ни машин; но в таком случае она шла бы, в большей степени, по линии социальных и финансовых перемен последних лет римской республики. Она стала бы повторением истории лишенных земли вольных землепашцев, наемного труда, крупных помещиков и крупных финансистов; словом - это был бы социально губительный финансовый процесс. Даже сама фабричная система существовала задолго до машин и покорением новых источников энергии. Фабрика вовсе не является производной от машины, но лишь последствием 'разделения труда'. Работники, которые трудились под нагайкой, и которых нещадно эксплуатировали, производили такие вещи как галантерея, картонные коробочки и предметы мебели, они разрисовывали карты, иллюстрировали книжки и т.д. еще до того, как для промышленных целей начали применять водяное колесо. Фабрики существовали в Риме еще во времена Августа. Новые книжки, к примеру, диктовались целому ряду копиистов в книжных мастерских. Если кто внимательно читает Дефо и политические памфлеты Филдинга, тот знает, что уже в конце XVII века в Англии умели запирать бедняков в специальных помещениях, где они зарабатывали себе на жизнь совместным трудом. Предсказание такого явления мы обнаруживаем даже в 'Утопии' Томаса Мора (1516 г.). Все это были последствия общественных отношений, а никак не развития механики.
