– Как я буду рада, – прошипела девушка, – увидеть тебя на коленях в песке, просящего Камраса прикончить тебя!
– Сегодня, маленькая Африз, – сказал Камчак, – как я и обещал тебе, ты проведешь первую ночь в мешке с навозом.
– Слин! – вскричала она и заплакала, затопав ногами. – Слин! Слин!
Камчак зашелся смехом и развернул каийлу прочь.
– Женщины у столбов?! – воскликнул главный судья.
С длинной линии от других судей прошел утвердительный крик:
– Они у столбов!
– Да будут женщины связаны! – провозгласил первый судья, стоявший на платформе у начала рядов.
Африз по просьбе младшего судьи раздраженно сняла отороченные мехом перчатки из кожи верра, украшенные золотом, и поместила их в глубокую складку платья.
– Удерживающие браслеты! – потребовал судья.
– О-о-о, поверьте, в этом нет необходимости, – заверила его Африз, – я не сойду с этого места, пока тачакский слин не будет убит.
– Помести запястья в кольца, – строго сказал судья, – или я заставлю тебя сделать это.
Девушка раздраженно сунула руки за спину в кольца, находящиеся на каждой стороне столба.
Судья ловким движением захлопнул их и двинулся к следующему столбу.
Африз осторожно подвигала руками в кольцах и попыталась вытащить их. Разумеется, сделать ей этого не удалось. Я видел, как она смутилась, поняв, что прикована, но затем, быстро справившись с волнением, стояла спокойно, глядя вокруг и как будто бы скучая. Ключ от наручников свисал с маленького крючка примерно в двух дюймах над её головой.
– Женщины прикованы? – вопросил первый судья с платформы.
– Прикованы! – раздались голоса младших судей.
Херена надменно взирала на окружающих у столба, но, разумеется, её загорелые запястья тоже были прикованы к нему сталью.
– Пусть будут выбраны соперники! – провозгласил судья.
Я слышал, как другие судьи повторили его крик. По всей линии тысячи столбов тарианские воины и воины народов фургонов приблизились к столбам. Кочевницы вуалей не носили. Тарианские воины шли вдоль линии столбов, осторожно озираясь и следя за тем, как бы кто-нибудь из предполагаемых призов не пнул их и не плюнул в лицо или на одежду. Девушки, понимая причину их осторожности, хихикали либо осыпали воинов отборной бранью, что воины встречали с добрым юмором и высказывали соображения по поводу явных и скрытых достоинств девушки. По просьбе любого воина из народов фургонов судья убирал булавки, придерживающие вуаль тарианской девушки, и откидывал капюшон с её головы. Этот момент игр был исключительно неприятен тарианским девушкам, но они понимали его необходимость. Не многие люди, особенно варвары, стали бы биться за женщину, чье лицо они доселе не видели.
– Я хотел бы взглянуть на это, – сказал Камчак, тыкая пальцем в Африз.
– Несомненно, – согласился ближайший судья.
– Ты не можешь вспомнить, поганый слин, – простонала девушка, – лица Африз?
– Моя память слабовата, – сказал Камчак, – так много лиц.
Судья открепил бело-золотую вуаль и осторожно отбросил капюшон, скрывающий её длинные прекрасные черные волосы. Африз из Тарии была очень красивой. Она гордо встряхнула головой.
– Может быть, теперь тебе припомнилось, – едко спросила она.
– Смутно, – колеблясь, пробормотал Камчак. – У меня в памяти лицо рабыни, там, помню, был ошейник.
– Тарларион, мерзкий слин!
– Что ты думаешь? – спросил Камчак у меня.
– Она великолепна, – сказал я.
– Может быть, у других столбов найдутся получше? – сказал Камчак. – Пойдем посмотрим.
Он отъехал, я последовал за ним.
Внезапно мельком взглянув на лицо Африз, исказившееся от гнева, я увидел, что она попыталась высвободить руки.
– Вернись! – закричала она. – Слин, ничтожный слин! Вернись, вернись!
Я слышал, как она дергается в наручниках и пинает столб.
– Стой спокойно, – сказал судья, – иначе тебя заставят выпить успокоительное.
– Слин! – плакала она.
Но уже несколько других степных воинов изучали оставленную без вуали Африз.
– Ты не собираешься сражаться за нее? – спросил я Камчака.
– Безусловно, собираюсь.
