тарн с облысевшим теменем и бледно-желтым клювом.
– Это Зеленый Убар, – потрепав шею птицы, сказал мне Мип.
Я слышал о Зеленом Убаре. Он был известен всем дюжину лет назад, когда стал победителем более тысячи гонок. Вспомнилось и имя его наездника, знаменитого гонщика зеленых – Мелиполуса с Коса.
– Ты умеешь обращаться с тарнами? – спросил Мип.
Мне припомнилось, что убийцы, как правило, были искусными наездниками, и я ответил:
– Да, умею.
– Я пьян, – признался Мип, продолжая поглаживать птицу. Тарн вытянул шею.
Мне было любопытно, почему Зеленого Убара, знаменитого в далеком прошлом, не уничтожат. Можно было предположить, что его сохраняют из сентиментальности, но спортсмены и администраторы команд, по-моему, этим качеством не обладали. Тарны, становясь старыми, уже не приносили пользы, и говорили, что их, как и немощных рабов, попросту уничтожали.
– Какая прекрасная ночь, – сказал я.
Мип усмехнулся.
– Для того, чтобы полетать, – сказал он и, добравшись до места, где висели гоночные седла и сбруи, снял два комплекта, один из которых бросил мне, кивком головы указав на сидящего через два насеста сразу насторожившегося коричневого тарна.
Гоночная упряжь, как и обычная, имела два кольца для шеи птицы и седла и шесть ремней. Главное различие заключалось в длине, а значит, и в натяжении поводьев между кольцами, и в седлах в отличие от обычного, массивного, с ножнами и застежками для пленниц гоночное седло было простым и легким. Мне не сразу удалось закрепить его, тарн почувствовал неуверенность моих движений. Когда с этим все же было покончено, мы с Мипом освободили птиц от пут. Мип оседлал Зеленого Убара. Птица гордо выпрямилась, расправила крылья.
Мы пристегнули ремни безопасности. Два узких ремня казались надежнее, чем один широкий, применяемый на обычном седле. Два ремня, пристегивающие всадника к седлу, придают ему большую уверенность. Теоретически менее вероятно, что они разорвутся одновременно, так как прилагаемые усилия распределяются между ними поровну и соответственно уменьшаются вдвое. Кроме того, с двумя узкими ремнями достигается экономия в весе. Если же принять во внимание, что соревнования в основном проводятся над сетками, то становится понятным, что главная функция ремней в гонке просто поддерживать всадника в седле, а не защищать его жизнь.
– Не пытайся управлять тарном, пока не покинешь цилиндр, – предупредил меня Мип. – Должно пройти время, прежде чем ты привыкнешь к упряжи, – он усмехнулся. – Здесь нет боевых тарнов.
Слегка дернув поводья, Мип вывел старого тарна из стойла, тот насторожился, черные глаза злобно засверкали. Мой тарн резко, так, что я даже вздрогнул, поспешил за Зеленым Убаром.
Мы с Мипом забалансировали на балке вне цилиндра над городом. Как всегда, находясь на спине тарна, я был взволнован. Мип же был бодр и сосредоточен. Мы огляделись, любуясь мостами и огнями цилиндров и наслаждаясь свежестью легкого ветра. Яркие звезды и белые луны подчеркивали темноту летней горианской ночи. Мип взмыл вверх и направил тарна между цилиндрами. Я хотя и осознавал опасность полета, зная, что гоночные тарны более маневренны, чем тяжелые длиннокрылые обычные птицы, тоже слегка тронул поводья.
Мое тело дернулось назад, я почувствовал, как в него впились ремни безопасности, и спустя мгновение догнал Мина в захватывающем дух полете.
Огни Ара, фонари на мостах, смутно вырисовывающиеся крыши цилиндров мелькали подо мной далеко внизу.
Внезапно Мип, изменив направление, оставил цилиндры справа и завис над стадионом, на котором днем проходили гонки.
Сейчас стадион пустовал, толпа давно схлынула.
Длинные многоярусные ряды белели в свете трех горианских лун. На стадионе валялось много мусора, его уберут лишь перед следующими гонками. Длинные сетки под кольцами были сняты, свернуты и лежали около стен. Лишь разрисованные деревянные головы тарнов, используемые в гонке для отметки кругов, по- прежнему торчали на своих шестах. При лунном свете песок казался таким же белым, как и разделяющие стены. Я посмотрел на Мипа. Он молча сидел на тарне.
– Подожди здесь, – сказал он мне, сажая тарна на ограду стадиона. Я последовал его примеру.
Я остался ждать на ограде, глядя вниз на открывающийся моему взору пустынный стадион.
Мип на Зеленом Убаре на фоне белого песка казался темной, быстро передвигающейся точкой.
Я увидел, как его тарн опустился на первый шест и какое-то время оставался неподвижным.
Внезапно, резко взмахнув крыльями – я услышал их хлопанье с расстояния более двух сотен ярдов, – тарн сорвался с шеста и с приникшим к его спине Мипом со скоростью молнии достиг первого препятствия – трех больших прямоугольников, пересек их, затем так же стремительно прошел сквозь первое круглое кольцо, потом, развернувшись, сквозь второе и третье. Махая крыльями с невероятной частотой, Зеленый Убар миновал прямоугольные «кольца» с другой стороны, разделяющей стены, и, прочертив непрерывную траекторию сквозь оставшиеся круглые, сложил крылья, резко опустился на последний шест и застыл в позе победителя.
Какое-то время они оставались там, потом тарн вновь взмыл в воздух и повернул в мою сторону. И вот уже Мип приземлился рядом со мной на высокую ограду, опоясывающую стадион.
Он молча посмотрел вниз, затем так же молча поднял птицу в воздух. Я последовал за ним. Через несколько минут мы были уже в стойле. Мы вернули птиц на насесты, наложили на них путы, и, сняв седла и упряжи, повесили их на место. Затем, желая ещё раз ощутить прохладу и полюбоваться красотой ночи, я вновь шагнул на балку, нависающую над городом.
– Я получил большое удовольствие, – сказал я Мипу, стоящему рядом.
