Он был в крови.
Я прекрасно знал этот браслет. Он принадлежал Телиме, которая сбежала в болота, когда я принял решение отправиться в северные леса на поиски Талены.
– Телима, – сказал Хо-Хак.
– Когда это произошло? – спросил я.
– Четыре ана назад, – ответил Хо-Хак, а затем по вернулся к рэнсоводу, стоявшему у него за спиной. – Говори, – приказал Хо-Хак.
– Я мало что видел, – ответил тот. – Там были тарн и зверь. Потом я услышал женский крик и, держа наготове лук, направил свой плот туда, откуда донесся крик. И тут услышал еще один. Совсем низко над тростником пролетел тарн, на спине которого, скорчившись, сидел зверь. Я нашел ее плот, а рядом плавал шест. И все вокруг было в крови. Там же валялся браслет.
– А тело? – спросил я.
– О нем позаботились тарларионы, – ответил рэнсовод.
Я кивнул.
Меня интересовало, сделал ли это зверь, побуждаемый голодом. Существа из дома Кернуса питались человеческим мясом. Вне всякого сомнения, для них это то же самое, что для нас оленина.
Может быть, даже и лучше, что тело не найдено. Оно наверняка изуродовано до неузнаваемости и наполовину съедено, хорошо, что останки достались тарларионам.
– А почему ты не убил зверя или тарна? – поинтересовался я.
Это возможно, если у тебя в руках большой лук.
– Мне не представилось такой возможности, – ответил рэнсовод.
– В какую сторону направился тарн? – спросил я.
– На северо-запад, – сказал рэнсовод.
Я был уверен, что тарн полетит вдоль берега. Невероятно трудно, может быть, даже невозможно заставить тарна лететь в сторону, противоположную суше. Это противоречит их инстинктам. Во время событий двадцать пятого се'кара мы использовали тарнов на море, но держали их в трюмах грузовых кораблей до тех пор, пока земля не исчезала из виду. Интересно, что когда, мы их выпустили, они не доставили нам никаких хлопот. И вели себя просто идеально.
– Что тебе известно об этом деле? – спросил я Самоса.
– Только то, что мне рассказали, – отозвался Самос.
– Опиши зверя, – попросил я рэнсовода.
– Я не очень хорошо его рассмотрел, – ответил тот.
– Это не может быть никто, кроме курии, – заметил Самос.
– Курии? – спросил я.
– Это исковерканное на горианский манер имя, которым они называют сами себя, – пояснил Самос.
– В Торвальдсленде, – вставил Тэб, – это слово означает «зверь».
– Интересно, – проговорил я.
Если Самос прав в том, что «курия» – исковерканное имя, которым эти животные называют себя, и что это слово используется в Торвальдсленде для обозначения понятия «зверь», тогда маловероятно, что их никогда не видели в Торвальдсленде, по крайней мере, в каких-нибудь отдаленных районах.
Тарн полетел на северо-запад. Можно предположить, что он будет следовать вдоль северного побережья, может быть, над лесом, в сторону недоступного Торвальдсленда.
– Так ты считаешь, Самос, – спросил я, – что зверь убил, чтобы утолить голод?
– Говори, – приказал Самос рэнсоводу.
– Зверя, – заговорил рэнсовод, – дважды видели на заброшенных, гниющих островах.
– Он кормился там? – спросил я.
– Только в тех топях, – ответил рэнсовод.
– Значит, зверь напал только однажды? – уточнил я.
– Да, – подтвердил рэнсовод.
– Самос? – снова спросил я.
– Складывается впечатление, что удар был нанесен совершенно сознательно, – ответил Самос. – Кто еще в топях носит на запястье золотой браслет?
– Но почему? – резко выкрикнул я. – Почему?
Самос пристально посмотрел на меня.
– Значит, мирские дела, – хмуро заметил он, – все-таки еще тебя заботят.
– Он же болен! – вскричала Лума. – Ты говоришь странно! Он же ничего не может сделать. Уходи!
Я опустил голову.
