– Добро пожаловать в зал Ивара Раздвоенная Борода, – сказал он.
Я вымыл руки и лицо из чаши, которую подал мне сам Раздвоенная Борода, и вытерся полотенцем. Потом меня пригласили войти и посадили на самое почетное место напротив хозяина. Ивар подарил мне роскошный плащ из меха морского слина; копье с наконечником из бронзы; щит из крашеного дерева, укрепленный железными полосами; железный шлем конической формы с защитными цепочками и стальной пластиной, прикрывающей нос, которую можно было поднимать и опускать; рубашку и кожаные штаны; четыре золотых кольца; а напоследок – боевой топор Торвальдсленда с огромным лезвием.
– Благодарю тебя, – сказал я.
– Ты прекрасно играешь в каиссу, – ответил Ивар.
Я отлично понимал, что помощь Ивара в суровых землях Торвальдсленда невозможно переоценить. Он мог знать места обитания курий; редкие северные диалекты, часть из которых очень существенно отличались от горианского языка, привычного для жителей Ара, Ко-Ро-Ба или даже далекой Тарии; к тому же ему наверняка прекрасно известны обычаи и правила поведения в залах северных джарлов. Мне совсем не хотелось, чтобы меня бросили в темницу только за то, что я случайно оскорбил какого-нибудь свободного воина Торвальдсленда из-за незнания местных обычаев. Но главное – Раздвоенная Борода был могучим воином, храбрым человеком и хитрым тактиком; оставалось только радоваться, что мне удалось обзавестись таким сильным союзником.
Надеть рабский ошейник на шею дочери Торгарда из Скагнара не казалось мне такой уж серьезной платой за помощь Ивара.
Торгард из Скагнара, безжалостный и жестокий, один из самых могущественных северных джарлов, был моим врагом.
Это он гнался за нами в море на своем «Черном слине».
Что ж, пусть его дочь, Хильда Надменная, остерегается.
Я взглянул на Раздвоенную Бороду. Одной рукой он обнимал за талию дочь правителя Кассау, Булочку, а другой – Гунхильду, обладательницу великолепной высокой груди.
– Попробуй свою Булочку, – просила новая рабыня.
Он поцеловал ее.
– А Гунхильду! Гунхильду! – запротестовала прежняя фаворитка.
Ее рука скользнула внутрь меховой рубашки Ивара, и он поцеловал невольницу.
– Разреши Булочке доставить тебе удовольствие! – рыдала та, которая еще совсем недавно была гордой Эльгифу.
– Нет, разреши Гунхильде! – воскликнула Гунхильда.
– Я смогу это сделать лучше! – утверждала Булочка. – Лучше!
– Нет, я! – рассердилась Гунхильда.
Ивар Раздвоенная Борода встал. Рабыни продолжали цепляться за его ноги.
– Бегите к мехам! – приказал он. – Обе!
Девушки моментально убежали.
Он перешагнул через скамейку и последовал за ними. Там, где располагались спальни, примерно на фут выше центральной части, в которой стояли длинный стол и скамьи, тут и там на небольших земляных возвышениях были разложены закругленные бревна длиной от десяти до пятнадцати футов и около восьми дюймов толщиной. По всей длине бревна опоясывали аккуратные железные ленты, к которым были приделаны кольца с длинной цепью, на конце цепи висели ножные кандалы.
Гунхильда выставила левую ногу, и Раздвоенная Борода приковал ее; потом пришла очередь Булочки. Раздвоенная Борода сбросил куртку. Послышался перезвон цепей, обе рабыни повернулись – Булочка налево, а Гунхильда направо – и улеглись, дожидаясь, пока Ивар устроится между ними.
Сидевшие за столами воины расхохотались. Одну из новых девушек из Кассау бросили прямо на стол. Она лежала на спине среди кусков мяса и разлитого меда; смеясь, новая рабыня отталкивала одетых в меха воинов Торвальдсленда. Другую невольницу увели на меха спальной платформы. Я видел, как в темноте промелькнуло ее белое тело, когда она пыталась отползти в сторону, однако ее швырнули на меховую постель и приковали за лодыжку. Северянин быстро завладел ею. Я заметил, как ее голова поднялась, она попыталась поцеловать его в губы, но он жестоко отбросил девушку назад – он мог делать со своей добычей все, что захочет. Рабыне ничего не оставалось, как подчиниться.
– Мой джарл! – рыдала она. – Мой джарл!
Он снова толкнул девушку на спину и быстро овладел ею с удивительной жестокостью и силой. Я видел, как снова и снова поднимается его тело, а девушка отчаянно прижимается к нему. Рабыням не приходится рассчитывать на милосердие.
– Я люблю тебя, мой джарл! – кричала она.
Мужчины за столами, продолжавшие есть мясо и прихлебывать мед, весело над ней смеялись.
Она рыдала и кричала от удовольствия.
Когда гребец покончил с ней и поднялся, чтобы уйти обратно к столу, невольница попыталась удержать его. Он швырнул ее обратно на меха. Рыдая, протягивала она к нему руки. Гребец молча повернулся и пошел к столу.
Я заметил, как другой северянин подполз к девушке, схватил ее за волосы и повалил на постель. В следующее мгновение ее обнаженное тело прижималось уже к новому хозяину.
– Я люблю вас, мои джарлы, – рыдала она. – Я люблю вас!
Все снова расхохотались.
