– Светильники! – крикнул мне Раздвоенная Борода. – Рыжий, светильники!
С грохотом рухнула на пол горящая балка.
Я заметил, как курия, державший поводки пойманных рабынь, потащил девушек из зала. Ему удалось поймать более сорока несчастных. Не в силах слабых женщин было разомкнуть ошейники или избавиться от поводков. Каждый поводок достигал примерно пятнадцати футов в длину, что позволяло одному курии тащить за собой сразу несколько пленниц. Он вышел из зала, а за ним, спотыкаясь, крича и падая, были вынуждены бежать несчастные девушки.
Я видел, как курии методично, одного за другим, добивали раненых, пытавшихся спрятаться среди мертвых. Они тщательно делали свое дело – двигались ровными рядами, наносили страшные удары, и ни одному раненому не удалось уцелеть. Не вызывало сомнений, что курии действуют четко и эффективно; они, как и люди, были разумными существами. Какой-то человек с отчаянным криком бросился бежать и наткнулся на курию, который встречал беглецов топором. Люди не могли успешно противостоять этим чудовищным существам.
Курии окружили группу воинов у западной стены зала.
Многие стонали, жалобно причитали, падали на колени.
Два курии повернулись ко мне.
Я заметил, что Ивар Раздвоенная Борода стоит среди тех, кто сгрудился у западной стены. Его было отлично видно, потому что он один из немногих остался на ногах. В свете мерцающего пламени факелов он казался разъяренным исполином; вены у него на лбу походили на толстые красные канаты, а глаза пылали гневом, совсем как у курий. Он вытащил меч из тела поверженного врага; левый рукав его туники оторвали напрочь; на шее остались следы когтей.
– На ноги! – крикнул он, обращаясь к северянам. – На ноги! Сражайтесь! – Но даже те, кто стоял, казалось, окаменели от ужаса. – Разве вы не из Торвальдсленда? – воскликнул он. – Сражайтесь! Сражайтесь!
Но никто не осмеливался пошевелиться. В присутствии курий люди чувствовали себя всего лишь жертвами, идущими на заклание.
Я увидел, как оскалились звери и подняли топоры.
И снова сквозь дым и пламя до меня донесся приглушенный голос Раздвоенной Бороды.
– Лампы! – повторил он. – Рыжий, лампы!
И тут я понял, что он имел в виду. Лампы с маслом тарлариона, висящие на цепях, закрепленных на больших кольцах потолочных балок! Отверстия в потолке, сквозь которые выходит дым! Раздвоенная Борода объяснял мне, как я могу выбраться отсюда.
Но ведь я же играл с ним в каиссу.
– Сначала ты, Раздвоенная Борода! – крикнул я.
Я без него не уйду. Мы играли в каиссу.
– Ты идиот! – крикнул он.
– Я еще не научился защищаться от гамбита топора джарла, – возразил я.
И убрал меч в ножны, а потом, сложив руки на груди, прислонился к стене.
– Идиот! – повторил Раздвоенная Борода.
Он огляделся по сторонам, посмотрел на мужчин, которые не могли сражаться, не имея сил даже сдвинуться с места.
И тогда он засунул свой меч в ножны, подпрыгнул и ухватился за одну из ламп, висящих на цепи.
Два курии, которые смотрели в мою сторону, подняли топоры.
Я перевернул стол, за которым стоял. Два топора одновременно ударили в массивную столешницу, и во все стороны полетели щепки, доставая до самого потолка.
Я перепрыгнул через стол и услышал, как курии зарычали от удивления.
Затем я ухватился руками за большую раскачивающуюся бронзовую лампу. Масло пролилось и загорелось от фитиля, я бешено раскачивался, вспыхнул мой правый рукав.
Курия, стоявший подо мной, взвыл от боли; я посмотрел вниз и подтянулся повыше, чтобы меня не достал топор; один из зверей катался по полу, левая часть его лохматой головы, залитая маслом, полыхала огнем, он дико вопил, закрывая лапой левый глаз. Я же медленно поднимался вверх по цепи. Цепь продолжала дико раскачиваться, мне приходилось напрягаться изо всех сил. Пламя на правом рукаве не утихало, я задыхался. Цепь стала липкой от крови, но я крепко вцепился в нее; внизу выли курии. Я поднялся еще выше, и тут цепь потянули вниз, мимо пролетел топор и чуть не попал в одну из балок, поддерживающих крышу. Я продолжал лезть вверх. И вдруг я понял, почему цепь натянулась: балка у меня над головой заскрипела; сейчас цепь походила на натянутую струну; звенья скрежетали, потому что по ней быстро карабкался вверх курия. Кольцо у меня над головой, сквозь которое была пропущена цепь, едва держалось. Я попытался ползти еще быстрее, ухватился рукой за потолочную балку и вдруг почувствовал, как лапа с когтями вцепилась в мою ногу. Я отпустил балку и с диким боевым кличем Ко-Ро-Ба свалился на голову ошеломленного курии. Мои пальцы, как кинжалы, вонзились ему в глаза, зубы рвали вены на запястье, вцепившемся в цепь. В это самое мгновение курия понял, и я вместе с ним, что на земле Гора живут существа, столь же дикие и свирепые, как и они. Эти существа меньше размером и слабее, но они не уступают куриям в злобности и неукротимости. Отбиваясь от меня, орущего, кусающегося, он отпустил мою ногу, однако я вцепился в его плечи и шею и откусил половину его уха.
А потом снова полез вверх и ухватился одной рукой за потолочную балку. Подо мной осталась красная пасть с белыми клыками; я вытащил меч, курия с окровавленными глазами и оторванным ухом лез за мной, и тогда я отсек ему руку; он отпустил цепь и полетел вниз, через несколько мгновений послышался грохот. Я проследил за ним взглядом. Курия застыл в неподвижности, видимо, сломал шею. Оторвав пылающий рукав, я надел его на меч и сунул в морду другого зверя; отрубленная рука первого все еще цеплялась шестью пальцами за цепь. Курия отбросил горящую тряпку в сторону и вцепился в мой клинок зубами, из его пасти
