Пока я был заперт в камере, практически только один человек контролировал меня. Он следил за моим кормлением, надзирал за принятием ванны и за приготовлениями к тому, что должно было сейчас произойти. Он снимал мой ошейник, а потом заставлял меня встать на колени, застегивая его снова. Я знал, что он не вооружен, но все равно боялся и слушался его. Свободные люди были для меня хозяевами, свободные женщины — хозяйками.
Сначала четверо или пятеро человек надзирали за мной грубо и жестоко. Затем меня избили.
Они видели, как я кричал под хлыстом, умоляя о пощаде. Я полагаю, тогда они поняли — работорговцы понимают такие вещи, — больше одного человека не понадобится, чтобы присматривать за мной. Я был всего лишь землянин.
Испугавшись собственного бездействия, я слегка стукнул в дверь и сам с трудом услышал свой стук. Дрожа, опустил голову.
Потом я взглянул в коридор. Надсмотрщик и стражники уже исчезли. Он, конечно, вернулся к своим обязанностям, а стражники снова заняли свой пост. Я мог видеть их далеко в конце коридора. Они не боялись оставить меня одного у двери. В сущности, я был отконвоирован одним человеком. С таким же успехом я мог бы быть женщиной. Они оказывали мне не больше уважения, чем делали бы это в отношении беспомощной, слабой рабыни. Мне было стыдно. Но разве они не были правы? Разве мы, земляне, не приручаемся хорошо?
Дверь все еще не открывалась. Я был напуган. Мне ведь приказали обозначить свое присутствие.
Объятый ужасом, тяжело дыша, с колотящимся сердцем, я снова постучал в дверь, надеясь, что за ней никого нет.
— Кто там? — произнес рассеянный женский голос.
— Э-э, раб, — заикаясь проговорил я.
Госпожа открыла дверь и посмотрела на меня. В руке у нее были какие-то длинные желтые бумаги.
— Это Джейсон, не так ли? — произнесла она.
— Если госпоже угодно, — сказал я.
— Это то, что нужно, — молвила она, рассматривая меня.
Казалось, госпожа не замечала, что я был один в зале. Очевидно, она не видела в этом ничего необычного.
— Тебя должны были прислать ко мне в комнату сегодня вечером, так ведь?
— Да, госпожа.
— Входи, — приказала женщина. — Сними тунику и встань на колени около кушетки. Закрой дверь за собой.
— Да, госпожа, — ответил я.
На ней были позолоченные сандалии и длинное красное одеяние с высоким, богато украшенным воротом, застегнутым серебряной пряжкой.
Я вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Снял шелковую тунику, которую мне выдали, и, сложив ее, положил на пол. Затем, нагой, в ошейнике, встал на колени поблизости от кушетки.
Госпожа нагнулась над низким столом, спиной ко мне, и занялась бумагами. В правой руке она держала перо.
— Я разбираюсь в деталях завтрашних вечерних торгов, — сказала она.
— Да, госпожа.
Леди Тайма работала спокойно, вдумчиво. Иногда забирала одну бумагу из стопки и добавляла к ней другую. Время от времени делала какие-то пометки пером.
Прошло несколько часов. Я не беспокоил ее. Я знал, что госпожа работает. Она была деловой женщиной. Мне было интересно, не относится ли что-то в этих бумагах ко мне? Спросить, конечно, не осмеливался, так как хорошо усвоил: любопытство не подобает рабу. Если меня собираются продать завтра, я узнаю об этом, когда хозяева или хозяйки сочтут нужным, возможно лишь в последний момент, когда бирка для продажи уже будет привязана к моему ошейнику.
— Налей мне вина, Джейсон, — рассеянно сказала она. — Как рабыня.
— Да, госпожа, — ответил я.
— Мне кажется, ты недоволен? — не поворачиваясь, спросила леди Тайма.
— Нет, госпожа.
— Хорошо. Ты настоящий мужчина с Земли. Подходящий раб для женщины.
— Да, госпожа, — согласился я, нашел вино и налил ей немного. Потом, как это делала Лола, прижал кубок к животу, затем поднес к губам, повернул голову и поцеловал его. Опустив голову, стоя на коленях и вытянув руки, я подал кубок госпоже.
— Великолепно, Джейсон, — похвалила она.
— Спасибо, госпожа, — ответил я.
Леди Тайма отпила вина и, разглядывая меня с презрением, сказала:
— Иди на свое место.
— Да, госпожа.
Я пошел назад к кушетке и снова опустился на колени. Она повернулась, поставила чашу с вином на низкий стол и через мгновение снова глубоко погрузилась в работу. Думаю, она забыла, что я нахожусь в комнате.
Я молча стоял на коленях позади нее. Время от времени она отпивала вино из чаши. Меня не замечали и игнорировали. Меня позовут, когда я понадоблюсь.
Взглянув на большую, покрытую мехом кушетку, я увидел, что там были цепи, прикрепленные к кольцам.
Наконец леди Тайма устало отбросила бумаги и положила перо, поднялась на ноги и повернулась, чтобы посмотреть на меня.
— Ложись на кушетку, — велела она. — На спину.
— Да, госпожа, — отозвался я.
Она подошла, деловито и обыденно подняла кандалы на цепи и защелкнула их на моей правой ноге. Затем обошла кушетку и слева зафиксировала мою левую лодыжку. После, как я почувствовал по движению моей левой ноги, вытянутой слегка влево, госпожа прикрепила цепь к кольцу. Потом подошла к изголовью и, взяв мое правое запястье, надела на него наручник. Еще раз обойдя кушетку, она взяла мое левое запястье, также надела на него наручник и плотно застегнула.
Леди Тайма проделала это с таким же привычным видом, с таким же отсутствием интереса и внимания, с каким бы она вешала свой наряд или перекладывала бы расческу и щетку на туалетном столике.
— Ты помнишь меня, Джейсон? — спросила она.
— Думаю, да, госпожа, — ответил я. — Вы были в числе работорговцев, которые осматривали меня в доме Андроникаса?
— У тебя хороший глаз на женщин, Джейсон. Я была в покрывале, — заметила леди Тайма.
— Спасибо, госпожа…
— Я напугала тебя, Джейсон? — задала она вопрос.
— Да, госпожа, — ответил я.
— Как я презираю слабость в мужчинах!
Я молчал.
— Ты ведь с Земли?
— Да, госпожа, — ответил я.
— Леди Джина говорила мне об этом, — сказала она, — в доме Андроникаса. И это также есть в твоих бумагах.
Она посмотрела на меня сверху вниз, на меня, мужчину с Земли, прикованного перед ней на кушетке.
— Разве женщины в твоем мире не презирают слабость в мужчинах? — спросила она.
— Нет, госпожа, — ответил я, — они жаждут ее.
