Глава 6
Геерт настоял на том, чтобы отвезти меня домой. Он был единственным, кому я показала записку. Пока я всхлипывала от страха, он отчаянно матерился. «Одну с детьми я тебя не оставлю!» — орал он, а мне от этого становилось только хуже. Он воспользовался моим состоянием, чтобы вернуться в мою жизнь. Мне вовсе этого не хотелось, но оставаться одной этой ночью я боялась. Мы как-то незаметно поменялись ролями: теперь я напивалась, рыдая и дрожа, а он пытался меня успокоить.
После двух стаканов виски я пришла в себя. Геерт зажег свечи, ароматические палочки, включил отопление и прибрался на кухне. У нас обоих гораздо лучше получалось заботиться о других, чем о себе.
Мерзкую вонь, которая будто приклеилась к моей одежде и волосам, медленно вытесняли запахи ароматного дыма и сигарет. Я чувствовала себя оскверненной, грязной, почти изнасилованной этой запиской, где меня называли вонючей дохлой крысой.
Геерт уселся рядом и наполнил мой стакан уже в третий раз. Себе он принес бутылку пива и открыл ее зажигалкой. Пробка полетела на пол, но он даже не пошевелился, чтобы ее поднять. За последние годы я подняла, наверное, тысячу пробок. И примерно столько же раз просила Геерта не швырять их на пол. Такая мелочь, эта его привычка кидать мусор на пол, доводила меня порой до бешенства.
— Геерт, подними ее!
— Расслабься, Мария. Иди сюда. Дай мне руку.
— Зачем?
— У тебя всегда ледяные руки, когда ты переживаешь или у тебя стресс. Дай мне их согреть.
— Да пошел ты! У меня нет настроения для твоей кухонно-прачечной психологии!
Он откинулся на спинку, убрал от меня руки и начал сворачивать сигарету нервными пальцами.
— Тебе надо в полицию, Мария. Я-то сам думаю, что этому психу надо только тебя напугать. Но если вдруг…
Он замолчал, глубоко затянулся и стал смотреть мимо меня своим коронным грустным взглядом. Потом отпил пива, закрыл глаза и вздохнул.
— Так что ты хотел сказать?
— Ну знаешь… Я где-то читал, что большинство таких типов оказываются твоими знакомыми. Не близкими друзьями, конечно, но, по крайней мере, они тебе ближе, чем ты думаешь. А этот… Он знает, что ты делала аборт, знает, где и когда мы играем… Ты должна как следует вспомнить, с кем общалась в последнее время. Может, ты в баре дала кому-то от ворот поворот. Или это какой-нибудь сосед положил на тебя глаз… Или, может, ты переспала с ним разок…
— Или мой бывший хочет отомстить.
— Господи, Мар, мы уже это обсудили! И если бы ты на самом деле так думала, я бы здесь не сидел!
Я покрутила кубики льда в стакане.
— Я знаю, что мне надо в полицию. Но я просто не могу себя заставить рассказать им все это.
Вопросы проносились у меня в голове, пока алкоголь затуманивал мозги, и я едва ворочала языком. Мне хотелось спать, но я хотела узнать ответы, я не хотела больше думать, но пыталась все контролировать.
— Иди ложись, я посижу здесь. Тебе надо отдохнуть, Мария.
Я поднялась на шатающихся ногах и начала всхлипывать.
— Ну почему это случилось со мной? Кому надо так меня ненавидеть, чтобы присылать дохлых крыс?
Геерт обнял меня своими длинными руками и повел наверх по лестнице.
— А ты? — хныкала я. — Тебе тоже надо спать.
— Я же все равно не сплю.
Он уложил меня в постель, и я забылась неспокойным сном. Мне снился Стив, который трахал мою сестру, и крысы, вылезающие из могилы матери.
Глава 7
Заскрипела дверь, и я проснулась. Мейрел на цыпочках подобралась к моей кровати, подняла одеяло и юркнула под него. Потом долго устраивалась, вертела толстой попкой, пока не прижалась вплотную к моему животу. Подтянула к подбородку коленки, сунула в рот большой палец и заснула. Каждое утро, часов в шесть, она приходила в мою спальню. Как только она прижималась ко мне, я уже не хотела спать. Я щекотала ее нежную теплую спинку и прятала нос у нее на затылке. Она пахла теплым молоком и немножко своим отцом. Ее личико было таким спокойным. Идеальной формы губы цвета лесного ореха, два блестящих черных веера ресниц, длинные темные локоны, как покрывало на подушке, и грустный потертый кролик в кулачке, с ухом, завернутым вокруг носика. Каждое утро я поражалась, какая же она красивая, и не могла поверить, что это я ее родила. Что она могла выйти из моего белого тела.
Я была беременна уже четыре месяца, когда поняла, что она обосновалась у меня в животе. Был сентябрь, и мы ездили с туром по Европе с группой «Секс-машина». Германия, Австрия, Италия, Франция, с одного ночного летнего праздника на другой фестиваль. Я была усталой и простуженной и решила, что месячных нет из-за переездов и стресса.
Спустя две недели после возвращения домой я все еще чувствовала себя разбитой и каждую минуту бегала в туалет. Я решила сходить к врачу, он взял анализы крови и мочи и через десять минут вышел в приемную позвать меня в кабинет.
— Вы беременны, — сказал он, и я тут же расплакалась. Он протянул мне салфетку и спросил, расстроилась ли я или так обрадовалась.
— Я не знаю, — прохлюпала я.
Стив был на седьмом небе. Он подхватил меня на руки, смеялся, хохотал и отправился в город отметить. Домой он вернулся в полшестого утра. Напевая.
В ту ночь я занималась подсчетами. Доктор сказал, что ребенку около шестнадцати недель. Шестнадцать недель назад. Ночь после Дня Королевы в Гааге. Мы выступали в двенадцать, играли до часу или до двух, потом хорошенько напились и занялись сексом в автобусе. Таблетку я выпила только дома, после того как мы еще отыграли в Амстердаме на барже перед кафе «Дворец». Дура. Дура, дура, дура. Я не хотела ребенка. Мне было двадцать, я мечтала прославиться, и вряд ли в этом мне мог помочь ребенок. Да и несмотря на бурную радость, Стиву не очень подходила роль отца.
В книжной лавке я рассматривала книжку «Тысяча вопросов о девяти месяцах» и увидела, что ребеночек у меня в животе был уже размером с апельсин, у него были ручки и ножки. Стив хотел этого ребенка, даже если и дня не стал бы о нем заботиться. Я хотела Стива. И прославиться. Но как было этого
