Я стоял, тяжело дыша, и смотрел на ветку в пруду. Она чуть клонилась в моем направлении. Один раз моя импровизированная петля ударилась об нее, но не зацепила.
Теперь я снова смерил взглядом расстояние и перевернул шест, чтобы проверить корку справа от себя, К моему облегчению, он ударился о твердую поверхность, и я передвинулся в сторону. Мне показалось, что я действительно оказался ближе к ветке. Я перевернул шест и снова бросил петлю.
Пояс задел ветку, обвил ее, скользнул вниз, когда я стал потихоньку опускать шест. Я осторожно пошевелил шестом, делая круговые движения, вращая или пытаясь вращать пояс, который уже почти потерялся среди отростков, отходящих по всей длине ветки.
Глубоко вздохнув, я осмелился потянуть с усилием.
К моей радости, я почувствовал сопротивление! Пояс надежно запутался в отростках. Теперь оставалось посмотреть, сможет ли он выдержать достаточно сильный рывок, чтобы выдернуть ветку из воды.
Я потянул. Ветка не подалась, но, по крайней мере, пояс не сорвался. Оставалось только одно. Я понятия не имел, как сборщики достают ветки из озера, но они не могут быть всажены настолько глубоко, чтобы их было сложно вытащить. Слишком велика опасность потерять равновесие и, возможно, попасть в соляную ловушку.
Взявшись за шест обеими руками, я вложил всю силу в один резкий рывок. Ветка внезапно подалась, и я попятился. Одна нога соскользнула с безопасной поверхности, на которой я стоял. Я рухнул на колени, пытаясь всем весом упасть вперед. Усеянная кристаллами ветка пролетела у меня над головой, я вогнал другой конец шеста как можно глубже в надежную корку и подтянулся, надеясь, что она меня выдержит.
Какое-то мгновение я боялся, что мне никогда не хватит сил выбраться на безопасное место. Но вскоре я уже сжался в комок у основания воткнутого шеста, Ветка раскачивалась надо мной. В первый раз я осознал, что день почти закончился.
А смогу ли я найти дорогу назад к гребню в сумерках? Я с трудом поднялся на ноги, все еще опираясь на шест. Затем я выпутал ветку и поясом привязал ее к спине. Я повернулся в ту сторону, откуда пришел.
Те два сборщика соли, что провожали меня к этой трясине, ушли, но я различал какие-то фигурки на каменистом гребне. Ноги у меня дрожали не только от пережитого страха, но и от напряжения.
Но наступление ночи могло помешать мне отсюда выбраться, а этого я допустить не мог, Я буду не в большей степени готов к возвращению сюда, возможно, даже в меньшей.
Мой шест качнулся, нащупывая следующую опору для ноги, и я заставил себя идти вперед. Дважды я снова чуть не потерял равновесие, когда казалось, что корка выдерживает шест, а потом он вдруг проваливался. Все тело болело от напряжения. Единственным небольшим утешением было то, что с наступлением сумерек надоедливые насекомые исчезли.
Теперь я все внимание сосредоточивал на следующем шаге, не глядя вперед, и наконец, когда я уверился, что не могу идти дальше, мой шест глухо стукнул о поверхность, способную выдержать вес всего моего тела. Я не мог поверить, что вернулся, пока один из сборщиков соли не встал передо мной, и впервые я увидел на его лице след каких-то чувств.
Он протянул мне руку, но я выбрался сам, не приняв предложенной поддержки. Я, спотыкаясь, поднялся вверх на гребень и встал перед женщиной, носящей ожерелье из зубов и соли. Похоже, что здесь судить могла только она. Отвязав ветку, я бросил ее к ее ногам.
25
Я был не единственным чужаком, нашедшим этой ночью приют в деревне сборщиков соли. С той стороны, куда мне предстояло отправиться завтра, пришел странствующий торговец. Его громкие жалобы доносились из хижины вождя. На него дерзко напали крысы, загрызли двух из его яксов, а ему самому пришлось бежать, бросив тюки с товарами, которые они несли. Одному из его людей так покалечили руку, что он может никогда не оправиться от раны.
Кроме того, торговец привез с собой одну из напавших крыс, убитую искусным броском копья, чтобы доказать, что на него напал необычный враг. Как и те трупы, что я видел после наших столкновений на скальных островах, обмякшая туша, волочившаяся на веревке за ориксеном торговца, была большой — даже больше тех, которых я осматривал. Тварь почти достигала размеров Мурри, а то и слегка их превосходила.
Деревенские жители столпились вокруг трупа, и было совершенно ясно, что они потрясены увиденным, и бесстрастность, с которой они встречали меня и мою охрану, их покинула. Из их негромких разговоров я понял, что тварь, подобную этой, здесь уже видели и что она загрызла опытного сборщика соли, поскольку была способна каким-то невероятным образом преследовать его по корке соляного пруда.
— Таких паразитов много повсюду вокруг, — продолжал торговец, выходя из хижины и по-прежнему громко жалуясь. — Но эти способны уничтожить целый караван, если соберутся вместе для атаки! А что, если они это сделают? — Он медленно обвел взглядом собравшихся, словно пытаясь встретиться глазами с каждым из них. — Может ли путник выстоять против стаи таких тварей? А ваша деревня сможет от них отбиться? Я говорю вам — беда приближается, и лучше бы вам быть готовыми встретить многих таких у своего порога! — Он пнул труп и удалился.
Как бы то ни было, в ту минуту меня больше занимал процесс заползания на собственную спальную циновку. Желудок по-прежнему болел, и у меня не было ни малейшего желания сидеть у костра вместе с моей охраной. В голове вертелась только одна мысль — я прошел три из пяти испытаний и сознавал, что в глубине души и не предполагал, что смогу это сделать.
На следующее утро я смог что-то съесть на завтрак. Не было никакого объяснения, почему меня вчера заставили выпить этот отвар. Я мог только предположить, что это было сделано специально, чтобы моя задача стала еще сложнее, и я далеко не доброжелательно думал о жителях деревни и был весьма рад, когда она скрылась из виду.
Стража ехала, держась начеку, вперед выслали разведчика. Они были готовы к нападению тех тварей, что набросились на торговца. Но мы шесть дней ехали по унылой, негостеприимной земле, так и не встретив ни одного врага. Дважды мы ночевали в деревнях, и я слышал, как командир моей охраны расспрашивал местных жителей о таких нападениях. Получаемые им новости не слишком обнадеживали.
Торговец, который привез труп гигантской крысы в доказательство своих слов, был не первой жертвой нападения на этой дороге. Но другим далеко не так повезло. Двое деревенских жителей, шедших вдоль гребня, наткнулись на останки маленького каравана, и обглоданные догола кости людей и животных были всем, что им удалось найти. Даже их мешки были прогрызены, содержимое раскидано вокруг, перепачкано или попросту исчезло.
Последнее в наибольшей степени озадачивало и деревенских, и стражу. Понятно, что крысы сожрали все, что смогли найти съедобного, но почему они уволокли с собой товары? Наиболее вероятным казалось, что на место побоища позднее пришли изгои и забрали все, что могли. Хотя зачем изгои могли бы оставаться в этой стране, я не мог понять. В здешних деревнях нечего было красть, а их жители, я уверен, владели собственными смертоносными способами защиты. Даже я, кому очень не нравился этот народ, мог с этим согласиться.
Когда мы достигли границ Твайихика, наш разведчик сообщил, что нас там уже ждет сопровождение, причем вместе с удачливым соискателем престола под их охраной. Мы подошли к ним с наступлением ночи, и единственный раз оба отряда встали одним лагерем.
Отношение другого эскорта к их подопечному разительно отличалось от того, что встретил я. И посмотрев на него, я понял, в чем состояла разница. Это был Шанк-джи. Вместо тусклой дорожной одежды он носил пышное воинское облачение. Он смеялся и оживленно разговаривал со своими спутниками.
Мне стало интересно, как он выживет на предательской корке соляных прудов, как пройдет по огненным дорогам гор и наконец предстанет перед леопардом, чьи отметины я носил на своих ладонях.
Обычай предписывал нам держаться порознь. Возможно, для того, чтобы мы не обменивались советами по поводу предстоящих испытаний, хотя, по-моему, соперничество между претендентами было достаточно жестким, чтобы не допустить подобной возможности. Как бы то ни было, мы все же могли видеть друг друга издалека. На его лице легко читалось презрение, но там была и тень еще какого-то чувства — возможно, гневного изумления, что подобный мне мог зайти так далеко.
Наверное, он считал себя избранником судьбы. Вапальское испытание будет последним, и состоится оно
