наконец, как это сообщение мистера Суиллса полностью подтвердилось показаниями двух весьма неглупых замужних женщин миссис Пайпер и миссис Перкинс, которые проживают в том же переулке и, заметив зловонные испарения, решили, что они исходят из помещения, занимаемого Круком - злополучным покойником.
Все это и многое другое указанные два джентльмена строчат на месте происшествия, заключив между собою дружеский союз на почве прискорбной катастрофы, а мальчишки, населяющие переулок (мигом улизнувшие из своих кроватей) осаждают ставни зала в 'Солнечном гербе', пытаясь увидеть хоть макушки обоих джентльменов, пока те еще пишут.
Все обитатели переулка - от мала до велика - не спят всю ночь и, нахлобучив что-нибудь на голову, выбегают на улицу, где только и делают, что говорят о злосчастном доме и глазеют на него. Мисс Флайт самоотверженно вытащили наружу, словно это в ее комнате вспыхнул пожар, и устроили ей ложе в 'Солнечном гербе'. А 'Солнечный герб' всю ночь не гасит газа и не закрывает дверей, так как всякий переполох, от чего бы он ни случился, приносит доход трактиру, вызывая в обитателях переулка жажду успокоения. Со дня дознания 'Солнечный герб' ни разу так бойко не торговал столь полезными для желудка головками чесноку и разбавленным горячей водой бренди. Как только трактирный слуга услышал о происшествии, он засучил рукава рубашки до самых плеч и сказал: 'Ну, теперь у нас отбоя не будет от посетителей!' При первых же признаках тревоги юный Пайпер ринулся за пожарными машинами и с торжеством примчался обратно тряским галопом, верхом на 'Фениксе' *, изо всех сил цепляясь за это мифическое существо и окруженный шлемами и факелами. Один из 'шлемов' остается на месте происшествия, после тщательного осмотра всех щелей и трещин, и теперь неторопливо прохаживается взад и вперед перед домом вместе с одним из двух полисменов, которых также оставили для присмотра. Обитатели переулка, из числа тех, у кого водятся лишние деньжонки, охвачены неутолимой жаждой оказать этой троице гостеприимство в виде всевозможных жидкостей.
Мистер Уивл и его друг мистер Гаппи сидят за буфетной стойкой 'Солнечного герба', и 'Солнечный герб' так дорожит ими, что предоставил в их распоряжение все запасы своего буфета, - только бы посидели подольше.
- Не такое теперь время, - говорит мистер Богсби, - чтобы скупиться на деньги, - хотя сам довольно рьяно гонится за ними, стоя за прилавком. Заказывайте, джентльмены, и - милости просим - получайте все что назовете!
По этому приглашению оба джентльмена (особенно мистер Уивл) называют столько разных яств и напитков, что с течением времени им уже становится трудно назвать что-нибудь достаточно внятно; однако друзья, уже в который раз и всякий раз по-другому, рассказывают каждому новому посетителю о том, какая ночка выпала им на долю, да что они сказали, да что подумали, да что увидели. Тем временем то один, то другой полисмен подходит к дверям и, протянув руку, приоткрывает их и заглядывает внутрь из мрака ночи. Не то чтобы у него зародились какие-то подозрения, но ведь ему не худо знать, что тут делается.
Так ночь движется своей тяжелой поступью и видит, что переулок все еще бодрствует в неурочные часы, все еще угощает и угощается, все еще ведет себя так, как будто неожиданно получил в наследство малую толику денег. Так ночь, медленно отступая, наконец, уходит, а фонарщик начинает свой обход и, как палач короля-деспота, отсекает маленькие огненные головы, стремившиеся хоть немного рассеять тьму. Так - худо ли, хорошо ли - наступает день.
А наступивший день, как ни мутно его лондонское око, может удостовериться, что переулок бодрствовал всю ночь. Не говоря уже о головах, что в дремоте опустились на столы, и пятках, что лежат на каменных полах, вместо того чтобы покоиться на кроватях, каменный лик самого переулка выглядит истомленным и осунувшимся. Но вот просыпается весь околоток и, услышав о том, что произошло, полуодетый, устремляется на расспросы, а у 'шлема' и полисменов (которые, судя по их виду, волнуются гораздо меньше, чем переулок) хватает хлопот по охране дверей злополучного дома.
- Боже ты мой, джентльмены! - восклицает мистер Снегсби, подходя к ним. - Что я слышу?
- Что ж, все правда, - отвечает один из полисменов. - То-то вот и оно. Ну, не задерживайтесь, проходите!
- Но, боже ты мой, джентльмены, - снова начинает мистер Снегсби, довольно грубо оттиснутый назад, - я же только вчера вечером стоял у этой самой двери между десятью и одиннадцатью часами и разговаривал с молодым человеком, который здесь проживает.
- В самом деле? - отзывается полисмен. - Этого молодого человека вы найдете в соседнем доме. Эй, вы, там, проходите, не задерживайтесь!
- Надеюсь, он не получил повреждений? - осведомляется мистер Снегсби.
- Каких повреждений? Нет. С чего бы ему получать повреждения?
Мистер Снегсби так расстроен, что неспособен ответить ни на этот, ни на любой другой вопрос, и, отступив к 'Солнечному гербу', видит там мистера Уивла, изнывающего над чаем с гренками в позе выдохшегося возбуждения и в клубах выдохнутого табачного дыма.
- И мистер Гаппи тоже! - восклицает мистер Снегсби. - Ох-ох-ох! Во всем этом поистине виден перст судьбы! А моя кро...
Голос отказывается служить мистеру Снегсби раньше, чем он успевает вымолвить слова 'моя крошечка'. Лицезрение сей оскорбленной супруги, которая в столь ранний час вошла в 'Солнечный герб', стала у пивного бачка и подобно грозному обвиняющему призраку впилась глазами в торговца канцелярскими принадлежностями, лишает его дара речи.
- Дорогая, - говорит мистер Снегсби, когда язык у него, наконец, развязывается, - не хочешь ли чего- нибудь выпить? Немножко... говоря напрямик, капельку фруктового сока с ромом?
- Нет, - отвечает миссис Снегсби.
- Душенька, ты знакома с этими двумя джентльменами?
- Да! - отвечает миссис Снегсби и холодно кланяется им, не спуская глаз с мистера Снегсби.
Любящий мистер Снегсби не в силах всего этого вынести. Он берет миссис Снегсби под руку и отводит ее в сторону, к ближнему бочонку.
- Крошечка, почему ты так смотришь на меня? Прошу тебя, не надо!
- Я не могу смотреть иначе, - говорит миссис Снегсби, - а хоть и могла бы, так не стала бы.
Кротко покашливая, мистер Снегсби спрашивает: 'Неужели не стала бы, дорогая?' - и задумывается. Потом кашляет тревожным кашлем и говорит: 'Это ужасная тайна, душенька!', но грозный взгляд миссис Снегсби приводит его в полное замешательство.
- Правильно, - соглашается миссис Снегсби, качая головой, - это действительно ужасная тайна.
- Крошечка, - жалобно умоляет мистер Снегсби, - ради бога, не говори со мной так сурово и не смотри на меня как сыщик! Прошу тебя и умоляю, - не надо. Господи, уж не думаешь ли ты, что я способен подвергнуть кого-нибудь... самовозгоранию, дорогая?
- Почем я знаю? - отвечает миссис Снегсби.
Наскоро обдумав свое несчастное положение, мистер Снегсби приходит к выводу, что на этот вопрос он и сам бы ответил 'почем я знаю'. Ведь он не может категорически отрицать своей причастности к происшествию. Он принял столь близкое участие, - какое именно, он не имеет понятия, - в одной таинственной истории, связанной с этим домом, и, быть может, сам того не подозревая, замешан и во вчерашнем событии. В истоме он отирает лоб носовым платком и вздыхает.
- Жизнь моя, - говорит несчастный торговец канцелярскими принадлежностями, - ты, надеюсь, не откажешься объяснить мне, почему, отличаясь вообще столь щепетильно примерным поведением, ты зашла в винный погребок до первого завтрака?
- А зачем пришел сюда ты? - спрашивает миссис Снегсби.
- Дорогая моя, только затем, чтоб узнать подробности рокового несчастья, случившегося с почтенным человеком, который... который самовозгорелся. - Мистер Снегсби делает паузу, чтобы подавить стон. - А еще затем, чтобы потом рассказать тебе обо всем, душенька, в то время как ты будешь пить чай с французской булочкой.
- Рассказать? Как бы не так! Словно вы рассказываете мне все, мистер Снегсби!
- Все... моя кро...
- Я буду рада, - говорит миссис Снегсби, наблюдая с суровой и зловещей усмешкой за его возрастающим смущением, - если вы вместе со мною пойдете домой. Я считаю, мистер Снегсби, что дома сидеть вам не
