праздной похвальбой, что мистер Смоллуид начинает извиняться. Сдержав внезапно вспыхнувший гнев, мистер Баккет обрывает старика:
- Вот что я вам посоветую - не забивайте себе головы этим убийством. Это мое дело. Следите за газетами, и я не удивлюсь, если вы скоро прочтете в них что-нибудь насчет него, только читайте повнимательней. Я знаю, что мне надо делать, и вот все, что я хотел вам сказать по этому поводу. Теперь насчет писем. Вы хотите знать, кому они достались? Охотно отвечу вам. Мне достались. Та самая пачка, а?
Мистер Смоллуид смотрит жадными глазами на маленький сверток, который мистер Баккет вынул из каких-то загадочных недр своего сюртука, и подтверждает, что это та самая пачка.
- Ну-с, что же вы еще скажете? - спрашивает мистер Баккет. - Только не больно широко разевайте пасть - вам это не идет, не очень красиво получается.
- Я желаю получить пятьсот фунтов.
- Нет, не желаете, - вы хотели сказать пятьдесят, - издевается над ним мистер Баккет.
Тем не менее выясняется, что мистер Смоллуид все-таки желает получить пятьсот.
- Имейте в виду, что сэр Лестер Дедлок, баронет, уполномочил меня рассмотреть эту вашу претензию (однако ничего не признавая и не обещая), говорит мистер Баккет. Сэр Лестер машинально наклоняет голову. - А вы требуете, чтобы я уплатил вам пятьсот фунтов. Но ведь это нелепое требование! Двести пятьдесят и то много, но все-таки разумнее. Не лучше ли вам попросить двести пятьдесят?
Мистер Смоллуид совершенно уверен, что лучше ему этого не делать.
- В таком случае, - говорит мистер Баккет, - давайте выслушаем мистера Чедбенда. Бог мой! Сколько раз я, бывало, слушал болтовню своего старого товарища-сержанта, вашего однофамильца, и до чего ж он был умеренный человек во всех отношениях - другого такого я в жизни не видывал!
Получив приглашение высказаться, мистер Чедбенд выступает вперед, источая пот из ладоней и расплываясь в елейной улыбке, а высказывается он в следующих словах:
- Друзья мои, ныне пребываем мы - Рейчел, супруга моя, и я сам - в палатах богачей и сильных мира сего. Почему пребываем мы ныне в палатах богачей и сильных мира сего, друзья мои? Потому ли, что мы приглашены, потому ли, что мы призваны пировать с ними, потому ли, что мы призваны ликовать с ними, потому ли, что мы призваны играть с ними на лютне, потому ли, что мы призваны плясать с ними? Нет! Тал почему же пребываем мы здесь, друзья мои? Знаем ли мы некую греховную тайну и требуем ли мы зерна, и вина, и елея, или - что примерно одно и то же - денег за сохранение сей тайны? Пожалуй, так и есть, друзья мои.
- Вы деловой человек, вот вы кто такой, - говорит мистер Баккет, выслушав его очень внимательно, - а стало быть, собираетесь объяснить, какую именно тайну вы знаете. Правильно. Так и надо поступать.
- Давайте же, брат мой, в духе любви, углубимся в сие, - продолжает мистер Чедбенд, бросив на него хитрый взгляд. - Рейчел, супруга моя, выступи вперед!
Миссис Чедбенд, которой только того и надо было, выступает вперед, отпихнув своего супруга на задний план, и, подойдя к мистеру Баккету, усмехается жестко и хмуро.
- Раз уж вы желаете знать то, что знаем мы, - говорит она, пожалуйста, могу рассказать. Я воспитала мисс Хоудон, дочь ее милости. Я служила у сестры ее милости, а сестра эта очень тяжело переживала позор, который ей довелось испытать по вине ее милости, и даже сказала ее милости, что девочка умерла, - да она и впрямь чуть не умерла, как только родилась. Но она все-таки осталась в живых, и я ее знаю.
Произнося эту речь, миссис Чедбенд всякий раз со смехом делает язвительное ударение на словах 'ее милость', а кончив, складывает руки и неумолимо смотрит на мистера Банкета.
- Надо так понимать, - говорит сыщик, - что вы ожидаете двадцатифунтовой бумажки или подарка примерно на эту сумму?
Миссис Чедбенд только посмеивается и презрительно заявляет ему, что он может 'предложить' и двадцать пенсов.
- Супруга моего приятеля, владельца писчебумажной лавки, прошу вас, говорит мистер Баккет, подзывая указательным пальцем миссис Снегсби. - Ну, а вы в какую игру играете, сударыня?
Вначале слезы и стенания мешают миссис Снегсби объяснить, в какую игру она играет, но мало-помалу смутно выясняется, что миссис Снегсби - женщина, истерзанная обидами и оскорблениями, женщина, которую мистер Снегсби походя обмарывал, покидал, пытался держать в черном теле; а в этих горестях величайшим утешением ей служило сочувствие покойного мистера Талкингхорна, который однажды, зайдя в Кукс-Корт в отсутствие ее неверного мужа, выразил ей такое участливое соболезнование, что она с тех пор привыкла обращаться к нему со всеми своими невзгодами. Оказывается, что все - не говоря о присутствующих - сговорились нарушать душевное спокойствие миссис Снегсби. Например, мистер Гаппи, клерк от Кенджа и Карбоя, вначале был открытая душа, ясный, как солнце в полдень, а потом вдруг замкнулся, и теперь душа его потемки, мрак полночный, а все, безусловно, под влиянием подкупа и давления со стороны мистера Снегсби. Опять же мистер Уивл, приятель мистера Гаппи, этот вел в переулке таинственную жизнь по все тем же понятным причинам. А еще покойный Крук, и покойный Нимрод, и покойный Джо - все они были 'замешаны в этом'. В чем именно, миссис Снегсби подробно не объясняет, но она знает, что Джо 'был сыном мистера Снегсби', так верно знает, как если б об этом 'в трубы трубили', и она шла по пятам за мистером Снегсби, когда тот ходил прощаться с мальчишкой, который был при смерти; а не будь мальчишка его сыном, на что бы мистеру Снегсби с ним прощаться? С некоторых пор она только и делала, что выслеживала мистера Снегсби да сопоставляла всякие подозрительные обстоятельства, а они все до единого были одно подозрительней другого; словом, она день и ночь добивалась своей цели - изобличить и уличить своего изменщика-мужа. Так вот и вышло, что она свела Чедбендов с мистером Талкингхорном, выяснила вместе с мистером Талкингхорном, почему так переменился мистер Гаппи, и тем самым помогла вытащить на свет божий обстоятельства, которые интересуют всех присутствующих, хоть это все и вышло случайно, так сказать попутно; сама же она идет и будет идти своим прямым широким путем, который завершится полным разоблачением мистера Снегсби и разрывом супружеских уз. Все это миссис Снегсби, как оскорбленная женщина, приятельница миссис Чедбенд и последовательница мистера Чедбенда, оплакивающая покойного мистера Талкингхорна, заявляет здесь в доверительном порядке со всей возможной неясностью в мыслях и со всей возможной и невозможной бессвязностью речи, но зато она не предъявляет никаких денежных претензий, не строит никаких планов и проектов, кроме упомянутого, и лишь привносит сюда, как и повсюду, густые тучи пыли, которые поднимаются от непрестанно работающей мельницы ее ревности.
Пока она произносит этот монолог, отнимающий немало времени, мистер Банкет, мгновенно разглядев, что она собой представляет, ибо кислые ее слова прозрачны, как уксус, советуется со своим демоном-другом и устремляет острые внимательные глаза на Чедбендов и мистера Смоллуида. Сэр Лестер недвижим, и лицо у него такое же ледяное, как и раньше, но он все-таки раза два бросает взгляд на мистера Баккета, как будто из всех людей на свете только один человек, этот сыщик, внушает ему доверие.
- Прекрасно, - говорит мистер Баккет, - теперь я вас понимаю, заметьте себе, и, будучи уполномочен сэром Лестером Дедлоком, баронетом, рассмотреть ваши претензии, - сэр Лестер снова машинально наклоняет голову в подтверждение его слов, - я могу уделить этому делу полное и беспристрастное внимание. Ну что ж, не буду называть ваше поведение 'сговором', 'вымогательством' или как-нибудь в этом роде, так как все мы тут люди, умудренные житейским опытом, и желаем уладить дело полюбовно. Но скажу вам, чему я действительно удивляюсь: я изумлен, что вы рискнули шуметь внизу, в вестибюле. Это было не в ваших интересах. Вот как я на это смотрю.
- Мы требовали, чтобы нас впустили, - оправдывается мистер Смоллуид.
- Ну да, конечно, вы требовали, чтобы вас впустили, - весело соглашается мистер Баккет, - но очень странно для пожилого джентльмена в вашем возрасте, - что называется, поистине почтенном возрасте, имейте в виду! - притом джентльмена, который уже не владеет своими конечностями, отчего ум у него обострился, ибо вся жизненная сила бросилась ему в голову, - повторяю, очень странно не понимать, что если он не будет помалкивать о подобном деле, так оно не принесет ему ни гроша! Вот видите, вы дали волю своему вспыльчивому нраву; тут-то вы и потеряли почву под ногами, объясняет мистер Баккет убедительным и дружеским тоном.
- Я только сказал, что не уйду, пока кто-нибудь из слуг не пойдет доложить сэру Лестеру Дедлоку. - возражает мистер Смоллуид.
