- Именно! Вот когда вы дали волю своему вспыльчивому нраву. Ну, в другой раз держите его в руках - деньжонок подзаработаете. Позвонить, чтобы вас снесли вниз?
- Когда же мы опять займемся этим делом? - строго спрашивает миссис Чедбенд.
- Что за прелесть - настоящая женщина! Ваш очаровательный пол всегда отличался любопытством! - отвечает мистер Баккет не без галантности. - Буду иметь удовольствие сделать вам визит завтра или послезавтра... причем, конечно, не забуду о мистере Смоллуиде и его желании получить двести пятьдесят фунтов.
- Пятьсот! - восклицает мистер Смоллуид.
- Пусть так! Номинально пятьсот. - Мистер Баккет берется за шнурок от звонка. - А пока могу я пожелать вам всего хорошего от своего имени и от имени хозяина дома? - осведомляется он вкрадчивым тоном.
Ни у кого не хватает дерзости отказать ему в этом, и вся компания удаляется тем же порядком, каким явилась сюда. Мистер Баккет провожает гостей до двери, а вернувшись, говорит серьезным, деловым тоном:
- Сэр Лестер Дедлок, баронет, вам решать, нужно ли от них откупиться, или нет. Я бы посоветовал откупиться при моем посредстве; и думаю, что откупиться можно будет по дешевке. Миссис Снегсби - это не женщина, а соленый огурец какой-то - была орудием в руках всех этих мошенников и, пытаясь связать концы с концами, принесла гораздо больше вреда, чем сама того желала. Покойный мистер Талкингхорн твердой рукой правил всеми этими клячами и, бесспорно, угнал бы их туда, куда хотел, но его самого стащили с козел головой вниз, а теперь клячи запутались ногами в постромках, и каждая тянет и тащит в свою сторону. Вот что происходит, и такова жизнь. Кошки нет - мышам раздолье; тронулся лед - водичка течет. Теперь насчет особы, которую придется арестовать.
Сэр Лестер как будто только сейчас проснутся, - хотя глаза у него все время были широко открыты, - и напряженно смотрит на мистера Баккета, в то время как тот бросает взгляд на свои часы.
- Особа, которую придется арестовать, находится сейчас здесь, в доме, продолжает мистер Баккет, твердой рукой пряча часы и воодушевляясь, - и я собираюсь взять ее под стражу в вашем присутствии. Сэр Лестер Дедлок, баронет, вы только молчите и сидите смирно. Ни шума, ни суматохи не будет. Вечером я вернусь, если вам угодно, и постараюсь выполнить ваши пожелания, то есть получше замять эту несчастную семейную историю. А теперь, сэр Лестер Дедлок, баронет, пусть вас не волнует этот арест. Вы ясно увидите, как было дело с начала и до конца.
Мистер Баккет звонит, идет к двери, шепотом отдает какое-то краткое приказание Меркурию, потом закрывает дверь и стоит перед нею, скрестив руки. Спустя одну-две минуты напряженного ожидания дверь медленно открывается и входит француженка - мадемуазель Ортанз.
Как только она входит в комнату, мистер Баккет, захлопнув дверь, загораживает ее спиной. Вздрогнув от неожиданного шума, француженка озирается и только тогда видит сэра Лестера Дедлока, сидящего в кресле.
- Простите, пожалуйста, - торопливо бормочет она. - Мне сказали, что здесь никого нет.
Она делает шаг к двери и видит перед собой мистера Баккета. И вдруг судорога искажает ее лицо, и по нему разливается мертвенная бледность.
- Это моя жилица, сэр Лестер Дедлок, - говорит мистер Баккет, кивая на нее. - Вот уже несколько недель как эта молодая иностранка сняла у меня комнату.
- Какое до этого дело сэру Лестеру, ангел мой? - насмешливо спрашивает мадемуазель.
- А вот увидим, ангел мой, - отвечает мистер Баккет.
Мадемуазель Ортанз смотрит на него, и хмурая гримаса на ее напряженном лице мало-помалу превращается в презрительную улыбку.
- Вы очень таинственны. А вы случайно не пьяны?
- В меру трезв, ангел мой, - отвечает мистер Баккет.
- Я только что пришла в этот омерзительный дом вместе с вашей женой. Несколько минут назад ваша жена куда-то ушла. Внизу мне сказали, что она здесь. Я поднимаюсь сюда, но ее здесь нет. Вы что, смеяться надо мной удумали? - спрашивает мадемуазель, спокойно сложив руки; но на ее смуглой щеке что-то дергается, как пружинка в часах.
Мистер Баккет только грозит ей пальцем.
- Ах, боже мой, идиот несчастный! - кричит мадемуазель, рассмеявшись и тряхнув головой. - Я ухожу, пустите меня, толстая свинья.
Она угрожающе топает ногой.
- А теперь, мадемуазель, - говорит мистер Баккет холодным и решительным тоном, - подите-ка сядьте на тот диванчик.
- Ни на что я не сяду, - упирается она, быстро качая головой.
- А теперь, мадемуазель, - повторяет мистер Баккет, который стоит столбом и только грозит ей пальцем, - сядьте-ка на тот диванчик.
- Зачем?
- Затем, что я арестую вас по обвинению в убийстве, и вы это сами прекрасно понимаете. Вы - женщина и вдобавок иностранка, а потому, заметьте, я хочу обойтись с вами вежливо, если только удастся быть вежливым. Если же не удастся, придется мне быть грубым; а за стеной находятся люди погрубее меня. Каким я буду с вами - это всецело зависит от вас самой. Поэтому советую вам, как друг, пойти и, не медля ни секунды, сесть на тот диванчик.
Мадемуазель повинуется, хотя что-то быстро и резко дергается на ее щеке, и произносит сдавленным голосом:
- Вы дьявол!
- Вот видите, - удовлетворенно внушает ей мистер Баккет, - теперь вам удобно, и ведете вы себя так, как я того ожидал от неглупой молодой иностранки. Поэтому я хочу дать вам один совет, а именно: не говорите лишнего. Здесь никто не ждет от вас никаких показаний, и самое лучшее вам не болтать языком. Одним словом, чем меньше вы будете 'парлэ' {Parler (франц.) - говорить.}, тем лучше, заметьте себе. - Мистер Баккет очень гордится тем, что употребил французское слово.
Растянув рот по-тигриному, мадемуазель недвижно сидит на диване, вытянувшись в струнку и стиснув руки - а может быть, и колени, - и ее черные глаза мечут пламя на сыщика.
- О, вы, Баккет, вы сущий дьявол! - бормочет она.
- Итак, сэр Лестер Дедлок, баронет, - начинает мистер Баккет, и теперь его указательный палец не знает ни минуты покоя, - эта молодая особа, моя жилица, служила горничной у ее милости в тот период, о котором я вам говорил, и она не только возненавидела ее милость самой лютой и страстной ненавистью, после того как была уволена...
- Ложь! - кричит мадемуазель. - Я сама уволилась.
- Почему же вы не слушаетесь моего совета? - спрашивает мистер Баккет весьма выразительным и чуть ли не умоляющим тоном. - Удивляюсь вашей несдержанности. Этак вы, чего доброго, проболтаетесь и скажете что-нибудь такое, что потом могут истолковать вам во вред, заметьте себе. Обязательно проболтаетесь. Не обращайте внимания на мои слова, пока я не даю показаний на суде. Я не с вами говорю.
- Уволена, тоже скажет! - в ярости кричит мадемуазель. - Ее милостью! Хорошенькая 'ее милости', нечего сказать! Да я опозор-р-рила бы себя, останься я у такой гнусной леди!
- Ну, знаете, я вам удивляюсь! - увещает ее мистер Баккет. - А я-то думал, французы - вежливая нация, вот что я думал, право. И вдруг приходится слышать, как особа женского пола выражается подобным образом в присутствии сэра Лестера Дедлока, баронета!
- Олух несчастный! Его одурачили! - кричит мадемуазель. - Плевать я хотела на его дом, на его имя, на его глупость, - и она плюет на ковер. Подумаешь, какой великий человек! Подумаешь, какой знатный! О господи! Тьфу!
- Так вот, сэр Лестер Дедлок, - продолжает мистер Баккет, - эта необузданная иностранка обозлилась на покойного мистера Талкингхорна и вбила себе в голову, что он у нее в долгу потому-де, что он однажды вызвал ее к себе в контору на очную ставку, о чем я вам уже рассказал; а ведь ей щедро заплатили за беспокойство.
