военные корабли и драгуны так или иначе появились… но мы этого не сделали, мы были осторожны. Мы предпочли ждать. Прошло два года, и ничего не изменилось. Мы продолжали вести свои дела, как обычно, торговали на побережье, в приречных городах. Мы были богаты, но недовольны. Мы хотели большего, и, когда в конце тысяча шестьсот третьего года те четыре корабля вернулись с грузом, который был уже никому не нужен, мы получили то, что рассчитывали получить.
Ламприер во второй раз выслушал историю про перец и переполненный рынок, но в тех местах, где голос Алисы де Вир дрожал от сочувственной печали, голос председателя возбужденно повышался. И снова Томас де Вир сгибался под тяжестью своей ошибки, и снова по его следам ходили кредиторы, как голодные псы, и снова он оставался ни с чем. Повествование продолжалось, и снова товарищи по несчастью четвертого графа сражались со своей бедой, олицетворенной горами никому не нужного перца, все глубже и глубже засасывавшего их в долговую бездну. Они поставили все на карту и проиграли, и Ламприер уже знал, что они будут проигрывать и впредь. Не только четвертый граф, но и пятый, шестой и седьмой. Все они, вплоть до Эдмунда, двенадцатого графа, которому, в свою очередь, суждено пожинать плоды ошибки Томаса де Вира. Казалось, эта бессмертная ошибка плодилась и множилась с каждым последующим поколением, и теперь, когда изначальный просчет уже был давно забыт, все еще остался безгранично огромный долг, который предстояло выплачивать снова и снова. Предприятие окончилось неудачей, вкладчики остались без единого пенни в кармане, а грамота их превратилась в бесполезную бумажку.
— Но не для нас, — продолжал председатель. — Нам была необходима такая грамота, и мы бы могли ее добиться, но это было сопряжено с большими трудностями. Мы видели в английских вкладчиках родственные души… Филпот, Смит, де Вир и другие… Они действовали правильно. Но голландские конкуренты опередили их, и это помогло нам получить их Компанию. Снарядить экспедицию было нам по силам, и, когда мы подсчитали возможную прибыль, все наши прежние предприятия показались нам пустяком по сравнению с этим. Мы собрали все наши средства и в мае следующего года отправились в Лондон. Прибыв на место, мы сразу же убедились, что Компания разорена. Вкладчики были должны чуть ли не каждому кораблестроителю, поставщику и лавочнику от Пула до Дила. Во всем Лондоне не нашлось бы человека, который рискнул бы вложить хоть пенни во вторую экспедицию. Мы сразу же поняли, что они у нас в руках.
Мы навестили поодиночке всех вкладчиков. Сначала никто из них не знал, что другие тоже получили такое же предложение. Но все они должны были это подозревать. Мы предложили им такие условия, от которых было невозможно отказаться: погашение долгов, восстановление Компании, вторая экспедиция. Взамен каждый из нас получал бы девятую долю всех прибылей или потерь и выплачивал каждому вкладчику десятую часть этой суммы. В результате они превращались в наших агентов. Естественно, все эти переговоры велись в строжайшей тайне. Мы были протестантами, но не переставали быть французами, а Франция воевала с Англией. Это обстоятельство связало нас с английскими вкладчиками лучше любого договора. Ни одна из сторон не могла выйти из предприятия, не подвергаясь огромному риску. Соблюдение тайны требовалось от обеих сторон, дело шло о жизни и смерти. Для англичанина продать грамоту королевы было не просто торговой сделкой, а предательством. А наши действия тоже представляли собой государственную измену. Естественно, этот факт был замаскирован в договорах всяческими красивыми фразами, но все мы прекрасно знали, что стоит за этой болтовней.
Несколькими днями ранее Филпот уже подписал договор с Жаком, Смит — с Кастерлеем; Ка де Лиль тоже выполнил свою задачу. Другие покончили с делом еще раньше. Четвертый граф продержался дольше остальных. Он понимал, что означает такой договор. Но в конце концов, в апреле, в Норвиче, Томас де Вир тоже подписал договор, и Компания стала нашей. Мы вернулись в Рошель как короли-триумфаторы и целый месяц праздновали свою победу. Мы образовали своего рода клуб единомышленников. Мы стали смотреть на свою тайную сделку как на остроумную шутку, великолепную шалость и назвали свой тайный клуб «Каббалой», считая это тоже своего рода шуткой. Мы даже и не подозревали, что в один прекрасный день эта шутка станет реальностью.
В голосе председателя послышалось удивление и даже страх. Ламприер смотрел на его пальцы, перебиравшие страницы словаря. Это были старческие пальцы, бесцветные, с обвисшей складками кожей. Ламприер подумал о жрецах таинственных культов, которых он разыскал в мрачных закоулках подземных светлиц, провел по серым улицам призрачного тающего города и поместил в свой словарь как экзотические трофеи. Они напоминали ему сов со стеклянными глазами, украшавших стены мастерской Икнабода. Эти жрецы были не более загадочны, чем тот, что сейчас прятался в высоком кресле. Пальцы его переворачивали страницы словаря. Члены «Каббалы» смотрели на Ламприера. От этих взглядов у него пробежал мороз по коже. Естественно, шутка стала реальностью. Они получили тогда то, чего хотели. Они стали хозяевами своих грез, как и Ламприер. А теперь они хотели отречься от этих грез. Ламприер не испытывал по отношению к этим людям никаких чувств. Это удивление и этот страх — все было ложью. Из тени донесся вздох председателя, а затем снова зазвучал голос:
— Шли годы, и все наши планы исполнились. Мы снарядили несколько экспедиций. Голландцы недолго могли конкурировать с нами, а наши торговые операции превратились в настоящий рог изобилия. Мы вывозили из Ост-Индии специи, шелка и драгоценные камни, редкие металлы, серебро и золото. Стоило только зачерпнуть — и деньги сами текли к нам в руки. Мы стали богаты, как крезы, и продолжали богатеть с каждым годом. Корабли Компании возвращались домой груженные под завязку, и каждая тонна груза приносила стократную прибыль.
Наши партнеры в Англии тоже не оставались внакладе. Де Вир, Филпот, Смит и прочие стали представлять собой значительную силу, с которой считались все в этом городе. Суммы наших доходов были просто фантастическими. Каждый год в нескольких милях к северу от Рошели причаливал один из наших кораблей с грузом из Индии. Мы перегружали товар на кечи и складывали его в пещере неподалеку от мыса. Слитки золота и драгоценности. Жертвоприношения «Каббалы». Все очень просто. Раз в год девять десятых всей прибыли Компании втайне перевозили на берег с корабля. Должно быть, мы были безумцами, но никто о нашей тайне не догадывался. Никто так и не узнал об этом. Наши сокровища росли, и вскоре мы уже не в силах были подсчитать размеры своего состояния, настолько оно превосходило все возможности человеческой фантазии. Мы хотели бы вложить деньги в какое-нибудь предприятие, но любой проект, который мог остаться незамеченным, не сократил бы нашего богатства и на тысячную долю, а более крупное вложение неизбежно привлекло бы к себе внимание, и мы могли пострадать. Мы были несметно богаты, но у нас были связаны руки. Эту проблему в полной мере нам так и не удалось разрешить, разве что в последнее время произошли некоторые реальные сдвиги. Впрочем, в те времена это нас не особенно волновало. Соглашение неукоснительно соблюдалось, тайна была гарантирована, Компания росла и процветала. Море приносило нам все, о чем мы только могли мечтать. Но нас подстерегал неожиданный удар в спину, которого мы не ожидали. Мы жили, не оборачиваясь назад, не слишком интересуясь королем и католическим двором. Мы смотрели на море. Возможно, если бы мы были меньше увлечены своим делом или были дальновиднее, мы смогли бы предвидеть катастрофу заранее, ибо она настигла нас не с моря, а с суши.
— Осада, — сказал Ламприер.
— Да, — ответил председатель. — Осада Ла-Рошели. Вот где мы допустили ошибку.
В гавани перекатывались невысокие буруны, здесь утихали могучие волны Атлантики. Побережье тянулось неровным швом, пристегнувшим Арморику к Аквитанскому бассейну, отмечая границу моря и суши. Город на побережье смотрел на море и на сушу птолемеевскими линзами, установленными на верхушке цитадели. Наблюдатели со сторожевых башен увидели бы приближение вражеских армий и шторма, наступление засухи и даже сорные травы, пробирающиеся на поля. Но мелкие соленые топи плавно разбегались в разные стороны от ла-рошельской крепости в глубь материка, образуя огромный естественный гласис. За этим укрытием и подступили к стенам Рошели королевские войска, незаметные для наблюдателей, как волки в овечьих шкурах. Это было неумолимо и неотвратимо, как смена погоды.
Подобно тому, как свора псов, мчащихся в зарослях, предвещает скорое появление егерей и за всем происходящим проглядывает замысел охотника, так и погодные явления представляют знаки иных, более масштабных событий. Так безмолвное мертвое сердце циклона, которое может казаться всего лишь плотным горячим воздухом, в действительности обещает мощные перепады давления, за которыми стоит, в свою очередь, инерция вращения земного шара. Периодические вспышки на Солнце отмечают те дни, когда далекая фиолетовая полоса горизонта становится багровой зияющей раной, предвестницей бедствий, и ее
