возвратиться к самому себе. (Смех.) Поэтому я с вашего разрешения изберу более простой и короткий курс - поделю свое внимание поровну между собою и вами. (Аплодисменты.) Позвольте мне заверить вас, что все написанное или произнесенное мною, что было вами столь благосклонно принято, вы намного улучшили своим приемом. (Возгласы одобрения.) Говорят, что золото, семь раз пройдя через горнило, становится вдвое, втрое чище; так же можно сказать, что вымысел все более очищается с каждым разом, что он проходит через человеческое сердце. (Громкие аплодисменты.) Вы и сами понимаете, что в свое отношение ко мне вложили собственные свои качества, без которых вся моя работа была бы лишена смысла. Ваша горячность подстегивала мою, ваш смех заставлял меня смеяться, ваши слезы туманили мои глаза. (Громкие аплодисменты.) В тесном сотрудничестве, связывающем нас, лишь одно я приписываю только самому себе: неизменную приверженность к упорному труду. Мои собратья по перу, многих из которых я счастлив видеть в этой зале (аплодисменты), хорошо знают, что во всяком искусстве то, что кажется самым легким, достигается ценою самого большого труда, что малая истина порою требует для ее выражения огромных усилий, вот так же на днях в Манчестере мне пришло в голову, что наконец-то создан чудесный, редкостной чувствительности, измерительный прибор мистера Уитворта *, а ведь одному богу, Манчестеру да еще автору этого прибора ведомо, сколько напряженной предварительной работы предшествовало его созданию. (Крики 'браво'.) И мои товарищи по оружию хорошо знают то, что, по-моему, надлежит знать и публике: не в блестках таланта, небрежно разбросанных там и тут, а в неустанном труде и усилиях, в постоянном стремлении к совершенству состоит наш высший долг по отношению к нашему призванию, друг к другу, к самим себе и к вам. (Аплодисменты.)
Леди и джентльмены, прежде чем сесть на место, я должен отвести от себя два очень неожиданных и странных обвинения. (Вот как?) Первое из них, выдвинутое против меня моим старым другом лордом Хоутоном, сводится к тому, что я будто бы не отдаю должного заслугам палаты лордов. (Смех.) Леди и джентльмены! Поскольку среди членов этой палаты у меня было и есть немало личных друзей, людей достаточно известных; поскольку я был знаком и даже общался с некиим пэром, еще недавно известным Англии под именем лорда Бруэма * (смех); поскольку я не без некоторой симпатии и восхищения отношусь к другому пэру, совершенно неизвестному в литературных кругах и именуемому лордом Литтоном (смех); поскольку я уже не первый год плачу некоторую дань восхищения необычайным юридическим способностям и поразительно острому уму некоего лорда - верховного судьи, которого принято величать лордом Кокберном; и поскольку во всей Англии нет человека, которого я больше чту за его общественные заслуги, больше люблю за его человеческие качества и который лучше сумел бы доказать мне свою любовь и уважение к литературе, чем еще один безвестный дворянин по имени лорд Рассел (смех, аплодисменты), - по всем этим причинам должен сказать, что обвинение моего благородного друга меня, мягко выражаясь, удивило. Когда после его речи я у него спросил, какой бес попутал его наговорить на меня таких небылиц, он отвечал, что не может позабыть времена лорда Верисофта *. (Смех.) И тогда, леди и джентльмены, я все понял: дело, оказывается, в том, что когда был выдуман сей ничтожный и в высшей степени неправдоподобный персонаж, в палате лордов, как ни странно, не было никакого лорда Хоутона (Громкий смех, аплодисменты), а в палате общин заседал мало заметный депутат Ричард Монктон Миле. (Смех.)
Леди и джентльмены, я кончаю (крики 'Нет!', 'Продолжайте!')... на первый раз кончаю (смех); я только коснусь еще того второго обвинения, которое выдвинул против меня мой благородный друг, и тут я выскажусь более серьезно, хоть и в немногих простых словах. Когда я посвятил себя литературной деятельности, я твердо решил в душе, что независимо от того, ждет ли меня успех или неудача, моей профессией будет литература и только литература. (Крики 'браво', аплодисменты.) В то время мне казалось, что в Англии хуже, чем в других странах, понимают, что литература - достойная профессия (крики 'браво'), в которой каждый может показать, способен ли он постоять за себя. (Аплодисменты.) Я заключил сам с собой договор, что в моем лице литература постоит за себя - сама, без посторонней поддержки и помощи (крики 'браво'), и никакие соображения в мире не заставят меня нарушить этот договор. (Громкие аплодисменты.) Леди и джентльмены, в заключение позвольте мне поблагодарить вас за вашу доброту и за трогательное единодушие, с каким вы пили за мое здоровье. Я благодарил бы вас от всего сердца, если бы не то прискорбное обстоятельство, что по многим вполне уважительным причинам я потерял свое сердце сегодня, между половиной седьмого и половиной восьмого вечера *. (Долго не смолкающие приветственные крики).
РЕЧЬ В БИРМИНГЕМЕ
27 сентября 1869 года
Леди и джентльмены, поскольку весьма вероятно, что я буду иметь удовольствие (аплодисменты) снова встретиться с вами не позже, чем на святках, с тем чтобы увидеть лица и пожать руки тех, кто займет первые места в ваших списках (громкие аплодисменты), я не хочу омрачать предвкушение этой нашей будущей встречи чувством ужаса, какое неизменно внушает оратор, произносящий вторую речь за один вечер. Я искренне вам благодарен и говорю от всего сердца: спокойной ночи и храни вас бог! А в связи с тем, о чем здесь так к месту и так убедительно говорил сегодня мистер Диксон, я сейчас, чтобы отвести душу, оглашу свое политическое кредо. Оно состоит из двух статей и не относится ни к каким отдельным лицам или партиям. Моя вера в людей, которые правят, в общем, ничтожна; моя вера в народ, которым правят, в общем, беспредельна. (Громкие аплодисменты.)
[Это - второе выступление Диккенса 27 сентября 1869 года в Бирмингеме, на ежегодном собрании Института Бирмингема и Средних графств.
Диксон, на которого ссылается Диккенс, - предприниматель, деятель в области реформы просвещения, мэр Бирмингема в 1866 году, либерал, член парламента (1866-1876 и 1895-1898). Один из основателей Национальной лиги просвещения.
В своей речи он напомнил, что в 1853 году Диккенс устроил публичное чтение в пользу Института, и добавил, что хотя круг друзей Института теперь значительно расширился, правительство по-прежнему не оказывает им ни малейшей помощи. 'Невежественным и бедным людям, которые жаждут учиться и стучатся в двери этого учреждения, приходится отказывать... Видя, что доброхотных пожертвований недостаточно, а государство не спешит на помощь, невольно приходишь к выводу, что правительство Англии еще не поняло первейших своих обязанностей, и долг народа - научить даже самых высокопоставленных и важных членов правительства не только просвещать детей бедняков, но и просветиться самим...'
Председатель выразил надежду, что в январе Диккенс сможет участвовать в раздаче наград питомцам Института.
6 января, в своей речи по случаю раздачи наград, Диккенс вернулся к своему 'политическому кредо' и подтвердил его, приведя, под громкие аплодисменты, цитату из 'Истории цивилизации в Англии' Бокля: 'Пусть говорят что угодно о реформах, введенных правительством, и об улучшениях, каких можно ждать от законодательства. Но всякий осведомленный человек, взглянув на дело более широко, вскоре убедится, что такие надежды - не более как химеры. Он убедится, что почти всегда законодатели не помогают обществу, а задерживают его прогресс, и что в тех исключительно редких случаях, когда их меры приводят к добру, это объясняется тем обстоятельством, что они, против обыкновения, прислушались к духу времени и оказались всего лишь слугами народа, каковыми им надлежало бы быть всегда, ибо их долг - только оказывать общественную поддержку желаниям народа и облекать их в форму законов'.}
ДИККЕНС ПУБЛИЦИСТ
В данном томе впервые на русском языке публикуются избранные статьи и речи Диккенса.
Сам писатель не озаботился о собрании и переиздании своих публицистических выступлений. Это было сделано уже после его смерти почитателями дарования великого романиста.
Один из основоположников научного изучения творчества Диккенса Ф. Киттон опубликовал сборник 'Для чтения в сумерках и другие рассказы, очерки и статьи Чарльза Диккенса' (Charles Dickens, To be read at Dusk; and other stories, sketches and essays, ed. by Frederic G. Kitton, London, 1898). Десять лет спустя издательство 'Чепмен и Холл', всегда печатавшее сочинения Диккенса, выпуская так называемое 'Национальное издание' сочинений писателя, включило в него том его публицистических произведений. Они были перепечатаны также в наиболее авторитетном из новейших изданий Диккенса 'Нонсач Диккенс' (The Nonesuch Dickens, Collected Papers, vol. 1-2, 1937).
Речи писателя были собраны Р. Шепердом и изданы сразу же после смерти Диккенса - Charles Dickens, Speeches, ed. by R.H. Shepherd, London, 1870. Они вошли также в названное издание 'Нонсач Диккенс'. Новейшее издание речей - The Speeches of Charles Dickens, ed. by K. L. Fielding, Oxford, Claredon Press, 1960.
