от трудов, не моги людям мешать. Ну, хватит для начала. Ешь да спи. И не жри много, не то поплохеет с непривычки.
— Не жрать много, это тоже правило? — поинтересовалась Йоля. — Для всех оно? Нет же, не для всех, ты вон какая круглая вся! Небось, жрёшь от пуза!
— Поживи с моё, да нарожай, сколько я, тогда погляжу, как тебя разнесёт, — отрезала тётка.
— Больно много ты нарожала, одна только Луша, вон, да и та неудачно вышла. Пришибленная какая- то!
— Дура! — Ористида шагнула к кровати, на которой скорчилась Йоля, и занесла руку. Та зажмурилась, ожидая оплеухи, не дождалась. Открыла с опаской один глаз — тётка медленно опускала руку, щёки красные сделались, сердитая, значит. Йоля открыла второй глаз и перевела дух — на цепи-то попробуй увернись даже от такой жирной! Хорошо, тётка бить раздумала.
— Вы чего, сговорились, что ли, дурой меня бранить? Ещё и дерёшься…
— Дура и есть. Бить тебя Мажуга запретил, это тоже правило.
— Хоть одно нормальное правило в этом дому нашлось.
— Запретил, да. Сказал: беспременно будет за что её бить, однако нужно сдержаться, её, сказал, и так жизнь крепко била. Токо я гляжу, Йолька, всё больше по голове тебе от жизни перепадало.
— По всему перепадало, да не от таких, как ты!
Ористида отвечать не стала, развернулась и вышла. Йоля взяла кукурузину, повертела, стала грызть. Вроде, есть очень хотелось, но едва присела — навалилась сонливость, так что пару кукурзин девчонка осилила, больше не смогла. Вытряхнула из рукава булавку украденную, но потом вдруг голова закружилась, она сбросила сандалии и прилегла. Ничего не произойдёт, если она сперва полежит немного, с силами соберётся, а уж после за замки примется. Так и провалилась в сон. Снилось Йоле небо. Страшное и красивое.
Разбудил её топот тяжёлых сапог в коридоре и голоса. Перекликались мажугины работники не испуганно, но возбуждение в их возгласах слышалось ясно. Это не было началом трудового дня, что-то произошло. Первым делом Йоля попыталась вскочить, брякнула цепь, дёрнула за ногу. Девчонка поискала булавку, оказалось — уронила на пол. Подняла, подтянула ногу, стала ковырять замок. А голоса уже шумели во дворе, за ними угадывался приглушённый забором и расстоянием рёв многих моторов.
Первым делом, Йоля отперла замок на лавке, кинулась, подобрав цепочку, к окну, прильнула к решётке. Ей было видать только часть двора. На крышах сараев, пристроенных к ограде, стояли мужчины с оружием, Йоля видела троих, Мажуга на глаза не попался. По двору пробежали две женщины, волокли подсумки, одна свернула в сторону, другая вскарабкалась по лестнице, прошла за спинами мужиков, рядом с каждым бросила на настил подсумок. Патроны или гранаты? Не, гранаты так не стали бы швырять. Значит, патроны. Какая-то заваруха начинается. Моторы вдалеке ревели ровно, не приближались. На холостых, что ли, двигатели гоняют?
Со вторым замком пришлось повозиться дольше, потому что булавка согнулась, когда Йоля первый отмыкала, и теперь никак не желала выкручиваться по-новому. Но в конце концов и с этим разобрались, девчонка натянула сандалию, поскакала к двери, по пути поправляя обувку на другой ноге. Дверь так и не заперли — на цепочку, значит, понадеялись? Вот селюки глупые! Йоля выскочила во двор — тут ей открылась вся картина. Сам Мажуга стоял над воротами, рядом с ним работник возился с пулемётом. Другие мужики с ружьями расположились вдоль бруствера, между ними и несколько женщин, тоже вооружённые. Суеты и беспокойства не было, небось и для такого случая Мажуга придумал правила — вот все и действуют, как велено.
Солнце только встало, во дворе было пока ещё прохладно. Йоля пересекла открытое пространство и вскарабкалась по лестнице к брустверу. В её сторону никто не глядел, на шаги ни один работник не обернулся, все уставились в степь. Йоля тоже взгляд бросила — там развернулись линией шесть сендеров и в середине — два тяжёлых грузовика, обшитых стальными листами. Все выкрашены в синее, в сендерах ружейные стволы блестят, фланговые вооружены ещё пулемётами. Порёвывают моторами, ждут чего-то. Йоля пошла к Мажуге за спинами батраков, один оказался знакомый — Макар, поливальщик с бочки. У него, кроме самострела, был ещё пистолет в открытой кобуре, «шершень» на три заряда. Йоля, проскальзывая мимо, потянула рукоять, вытащила. Пробралась к Ржавому и, на всякий случай пряча сворованное за спину, попросила:
— Дядька Мажуга, дай оружие. Я тоже стрелять буду, если чо.
Игнаш оглянулся, смерил удивлённым взглядом.
— Это ты, что ль, Йоля? Тебя не узнать.
— Оружие дай. А то из «шершня» много не настреляешь с такого расстояния.
— Из какого «шершня»? — мысли Мажуги были сейчас заняты непрошеными гостями, соображал он не быстро.
— Во. У Макара прихватила. Ему вроде как без надобности, он с самострелом.
Мажуга стянул кепку и почесал рыжую башку.
— Вот ты заноза… И знал же, что харьковскую воровку в дом привёл, но такого всё ж не ждал… Заноза ты, Йоля.
— Ну хоть не кочерга.
— Как Ористида тебя отмыла, так боле не кочерга, — буркнул Мажуга, — заноза теперь. Эй, Макар! Поди-ка сюда!
— Чего, хозяин?
— Ремень с кобурой Йоле вот этой отдай, раз пистоль прошляпил. И патроны гони.
Макар, конечно, разозлился, но приказ выполнил. Игнаш громко, чтобы и работник слышал, бросил Йоле:
— После я тебе наказание назначу за то, что правило нарушила. Говорил же: в моём дому чужого не брать. А сейчас не до тебя. Пригнись и не высовывайся.
Грохоча башмаками по настилу, притопала Ористида. В руке у неё было здоровенное ружьё, крупной тётке как раз под стать. Бросила сердитый взгляд на Йолю, говорить ничего не стала, и так понятно.
— Лушу в подвале укрыла, — доложила Мажуге, — ну, что эти? Будут нападать, или как?
— Пока что пугают. А вот что после… поглядим. Ты пройдись по ограде, глянь, что там, на задах, как бы не полезли в обход, пока мы на этих пялимся.
Йоля встала рядом с Мажугой и осмотрела линию синих. Те оставались на месте, ничего не делали. Потянулось ожидание, никто ничего не предпринимал, обе стороны разглядывали друг друга. Солнце медленно ползло вверх, стало понемногу припекать. Йоле надоело, она зевнула и присела у бруствера, подставив лицо солнышку. В небо глядеть ей по-прежнему было невмоготу, но так сидеть зажмурившись оказалось очень даже приятно. Она решила, что Астах со своими не будет нападать. Если бы хотели, то ударили бы сразу, пока защитники не изготовились, а теперь — чего ж? Теперь смысла нету.
Вооружённые работники, выстроившиеся за бруствером, зашевелились, обмениваясь короткими возгласами. Йоля привстала поглядеть, что там. Из синих сендеров вылезло несколько человек. Один, долговязый, в плаще и широкополой шляпе, размахивал руками и командовал. Слов отсюда было не разобрать. Подручный долговязого кивнул и побрёл вверх по склону к воротам. Защитники следили за его приближением, все притихли — наконец-то хотя бы что-то случится.
Посланником оказался вчерашний крепыш, перетянутый ремнями. Подошёл к воротам и уставился вверх.
— Ну, здорово, что ли, Мажуга! — выкрикнул. Старался мужик держаться невозмутимо, говорил нарочито спокойно, однако напряжение в голосе чувствовалось. Сейчас на переговорщика было направлено с десяток стволов, и он это видел.
— И тебе здоровия, — отозвался Ржавый. — Я гляжу, Астах меня послушался, самолично пожаловал.
— Ага, это он тебе уважение своё показывает. И с ним ещё три десятка бойцов. Все тебя очень сильно уважают. Ну что, уступишь поле по-доброму? Или же нам стрельбу начинать? Подумай, Мажуга, ведь если седни отобьёшься, назавтра снова жди гостей, у Астаха людей много, да и новых покликать завсегда недолго. На то золото, что ты хочешь, можно хоть сотню стволов набрать. Дешевле их один раз позвать,
