чем тебе кажен сезон деньгу отстёгивать, сообрази же!
— Валяйте, приводите своих бандитов, и пусть стволов у них побольше будет, — кивнул Игнаш. — Я здесь оружейный рынок открою. С харьковскими столковаться мне недолго, они позволят. Чем больше бандитов ко мне Асташка пошлёт, тем больше на моём рынке товару. Так что валяйте.
— Сговоришься, стало быть, с харьковскими… — угрюмо процедил переговорщик.
— Не веришь? Так сам у них спроси. Вон они, как раз сюда катят.
Мажуга указал пальцем. Йоля глянула, куда он тычет, да и все на стене завертели головами, высматривая харьковчан. На белой нитке дороги показалось жёлтое пылевое облако, оно приближалось, распухало, в нём угадывались тёмные силуэты громоздких самоходов, по бокам от тракта тоже поднялась пыль — похоже, сендеры или мотоциклетки. Переговорщик оглянулся через плечо, охнул и аж слегка присел от неожиданности. Потом, придерживая тяжёлую кобуру, засеменил с холма прочь — к своим. Тут Йоля догадалась, что приближаются и впрямь харьковчане — карательная колонна, которую обещался снарядить толстяк Самоха. Ловок дядька Мажуга, всех вокруг пальца обвёл…
Тем временем люди Астаха тоже заметили пыль на дороге, хотя им внизу было видно не так хорошо, как с холма. Засуетились, засновали между сендеров, занимая сиденья. Моторы взревели, бронированный самоход пополз в сторону, за ним с места снялись несколько сендеров — синие перестраивались, разворачивая фронт навстречу харьковчанам, но и чтоб к ферме спиной не оказаться.
Жёлтое пылевое облако приближалось и росло на глазах. Уже можно было разглядеть, что в середине колонны над пылью торчит здоровенная башня, увенчанная ветряком. По случаю похода лопасти убрали, только спицы торчат во все стороны. Показалась и головная машина, тяжёлый бронированный самоход с открытым кузовом. Переговорщик Астаха добежал к фланговому сендеру, нырнул на сиденье, водитель стал разворачиваться.
Йоля во все глаза глядела на карателей — большая часть боевых самоходов была ей знакома, такие изредка проезжали по нижним уровням, а вот башню она видела впервой, подобные штуки поднимали из цехов по частям и собирали на поверхности, харьковчане и сами их внизу не видели. Вот колонна подъехала ближе, мотоциклетки проскочили в стороны, уже охватывая синий строй, бронированные самоходы тоже стали съезжать с тракта, строясь в линию против тех, что привёл Астах. В сравнении с карателями синие не выглядели грозными, харьковчане оказались куда страшней. Переговорщик снова выбрался из сендера, теперь он шагал в степь — к строю харковчан. Работники Мажуги наблюдали, теперь они приободрились и заговорили громко — напряг снимали разговором, подбодряли сами себя. Они обменивались весёлыми замечаниями в адрес Астаха и его людей, страх прошёл. Ещё бы, с такой поддержкой им никто не страшен!
Переговорщик добрался к головной машине карателей, Йоля различила толстый пушечный ствол, торчащий над кузовом, ещё там мелькали жёлтые безрукавки — полевая форма цеховых бойцов. Башня с ветряком замерла в центре строя, несколько карателей спрыгнули на землю и встали между броневых бортов.
Беседа у переговорщика вышла короткая, вскоре он потрусил обратно. Синие стали разворачиваться. Выстроились колонной и покатили прочь. Этот оборот вызывал у защитников на стене новый приступ веселья. Один из крупных харьковских самоходов покинул строй и покатил к ферме.
— Открывай ворота, — распорядился Мажуга. — Йоля, возверни Макару пистолет.
— Ладно, если цепочку на меня вешать не велишь.
— Не велю, — Мажуга чуть улыбнулся. — Хватит с тебя.
Потом добавил:
— Молодец, что не сбежала, а ко мне пришла, на стену. Сейчас пойдём новых гостей встречать, держись поблизости.
Йоля вернула оружие Макару, тот сердито вырвал «шершень», пробурчал что-то неразборчиво. Злился, оно и понятно. Работники пошли со стены, только двое с оружием остались у ворот, да караульные на вышках. Внизу Игнаш отыскал взглядом Ористиду:
— Стол накрывай, как полагается. Сейчас оружейников принимать будем.
— С благодарностью? — уточнила та.
— С большой. Сама ж видишь, как они подъехали, очень даже удачно поспели.
— Это ты их, дядька Мажуга, удачно завлёк, — не преминула вставить Йоля. — Они, поди, не знали, что у нас заваруха готовится, а ты вчерась нарочно переговорщика накрутил, чтобы этот Асташка нас стращать аккурат нынче заявился.
— Как есть заноза, — Игнаш глянул на Ористиду, — видала? А вот что мне, Йоля, понравилось, что ты сказала «нас». Это правильно.
— Какое ещё «нас»?
— Что Асташка «нас» стращать будет, не меня, а нас. Правильно сечёшь.
— Это я случайно. Само вырвалось. А вообще я всё равно сбегу.
Ористида фыркнула и пошла готовиться к встрече гостей. Тем временем колонна харьковчан подкатила к подножию холма, каратели стали разбивать лагерь, головная машина поползла к воротам. Гостей уже ждали, ворота распахнулись, едва бронированная громадина взобралась на холм. Чудище фыркнуло напоследок выхлопом и замерло, уставившись толстым орудийным стволом в окно второго этажа.
Мажуга остановился напротив кабины, Йоля держалась у него за спиной и разглядывала броневик. Передок вроде обычный, разве что клёпаной броней обшит, кузов длинный, с высокими бортами, в бортах узкие прорези. Позади кабины приподнята орудийная площадка, также прикрытая листовой броней.
— Восемьдесят восемь миллиметров, — со знанием дела оценила Йоля. — Я такие видала уже.
Дверца кабины распахнулась, на землю тяжело спрыгнул Самоха. Встал, покачиваясь, огляделся. Следом выбрался Курчан.
— Ну, с прибытием, что ли, Самоха, — поздоровался Игнаш, — и ты парень, тоже в походе нынче?
— Тусклого солнца, хозяин, — буркнул толстяк. — Не дают мне, видишь, спокойно сидеть. Раз, говорят, ты в деле увяз, ты его и распутывай. Ну и Курчана тоже снарядили, командиром колонны. Пусть проявит себя молодой по воинской, то есть, части.
Кудрявый пушкарь кивнул. Непонятно было, рад он такому назначению или нет. Вообще-то, этих двоих цех в поход снарядил, чтобы некого было призренцам расспрашивать насчёт убийства.
Взгляд Самохи скользнул по дому, по добротным постройкам во дворе, остановился на Йоле.
— А ты неплохо тут устроился, Игнаш, есть, за что с Астахом спорить. Только что ж ты меня подводишь-то? Что ж не сказал, что ты за прокладку трубы плату требуешь? Вот токо щас переговорщик евоный мне объяснил.
— А ты меня и не спрашивал. Слушай, гость дорогой, что ж так на дворе стоять, идём в дом, за столом всё и обсудим. Идём, Курчан. Моя хозяйка на стол уж собирает.
Самоха махнул рукой:
— И то верно. Что ж, веди к столу, красавица, — это он к Йоле обращался.
— Да ты не узнал её, что ли, Самоха? — Ржавый ухмыльнулся. — Двух дней не прошло, как самолично в шкафу запирал, и уже забыть успел. Оно и понятно, что поныне не женился, нет у тебя подхода к бабам, равнодушный ты к ним.
Пушкарь захлопал глазами. Курчан тоже удивился, аж рот приоткрыл — вспомнил давешнюю замарашку.
— Вот эта, что ли? Что ж ты с ней сделал, Игнаш, а?
— Дык из Харькова увёз, что. У вас там темно, а красоте солнышко требуется.
Йоля хмуро поглядела на приезжих и отступила Мажуге за спину — вот ещё, смеются над ней! На себя бы поглядели сперва. Хотя удивление Самохи казалось настоящим. Чего ж с ней за один-то денёчек сталось, что не узнают пушкари?
На крыльцо вышла Ористида. Услышала конец разговора и не преминула своё слово вставить:
— Помыли мы её и в чистое одели, дык расцвела девка. Мажуга, не держи гостей на дворе, к столу веди. Бабы вмиг всё спроворят, а уж водку я из погреба сама принесла.
Йоля хотела укрыться куда-нибудь, спрятаться от всех, но Мажуга не позволил — повёл с гостями за
