железа она, а кожаная, только шкелет в ней внутри люминевый.
Самоха и старшой таможенник были похожи — оба приземистые, толстые, и разговаривали с похожими интонациями. И оба оказались одинаково упрямыми да прижимистыми.
— Невозможно, — стоял на своём киборг. Прижимал ладони к толстой груди, глядел сочувственно, будто бы жалеет харьковских, но твердил всё то же. — Не могу позволить.
— Да и не позволяй! — не выдержал первым Штепа. — Мы так проедем.
— Как это — так?
— А без твоего позволения! Нешто остановишь? Погляди на башню, виш, какая красота! А в ней автоматы, с верхней площадки твои ворота, как на ладони видны! Сверху-то! Сумеешь её задержать?
Киборг улыбался по-прежнему. Башня и впрямь выше ворот, случись бой, охрана её не задержит, зато на узком мосту харьковчане потеряют возможность маневрировать, окажутся между стен, там им туго придётся. Понимал это и Самоха. Да и вообще, заводить ссоры с обитателями Моста — глупое дело. Вся Пустошь Мостом пользуется, и все платят.
— Да уймись ты, рожа! — отпихнул он Штепу. — Ты пойми, таможня, я ж за порчу полотна дорожного заплачу. И арбузов накуплю, и припасов всяких. Вашим, мостовским, от меня сплошной прибыток!
С этими словами он вытянул из-за пазухи звякнувший мешочек. Снова затеялся торг, в конце концов киборг отозвал Самоху в сторонку и там оружейник вручил ему несколько монет «отдельно за порчу дорожного полотна», что не помешало таможеннику, когда они возвратились к столу, слупить с харьковчан полуторную плату. Наконец сговорились окончательно. Самоха отсчитал монеты, и харьковчанам велели проезжать, но тихонько. Когда колонна миновала ворота и вступила на Мост, Йоля только успевала головой вертеть в разные стороны — столько диковин! Справа и слева от серого полотна дороги тянулись постройки, чудно одетые местные жители лениво наблюдали за тем, как движется через Мост карательная колонна. Дальше были видны столбы, их верхушки торчали над кровлями. По решёткам, закреплённым на столбах, вились бледно-зелёные побеги, там и сям со стеблей свешивались мясистые крупные шары — водяные арбузы. Вдоль сеток тянулись соединённые лестницами помосты, по ним расхаживали работники, передвигали ветки, ставили подпорки под те, которые опасно провисли. Если арбуз дозрел, аккуратно отделяли от стебля и спускали вниз. Многоярусные ажурные конструкции обвивали шланги и трубы, из них, капля по капле, сочилась вода. Ещё выше, над висячими садами, кружились ветряки. Крупные длинноклювые птицы проносились в белёсом небе, издавали резкие крики. Из-за обилия воды жара здесь чувствовалась не так, как на равнине, зато было душно и влажно.
Когда справа показался просвет между зданиями, Йоля привстала, чтобы глянуть вниз — но много не разглядела, увидела только, что решётки и трубы уходят под бетонный настил. Игнаш объяснил, что воду подают с земли, это последнее место перед спуском в Донную Пустыню, где влага подходит близко к поверхности, здесь и запасаются в дорогу. Причём берут с собой не только воду, но и арбузы, которые ещё называют на Мосту «флягами», поскольку лучший способ сохранять влагу в пустыне — прихватить в путь местные водяные арбузы. Поэтому здесь придётся сделать остановку, купить запас.
Гусеничная башня притормозила у четырёх вертикально стоящих цистерн, увитых побегами водяного арбуза, на бетон спрыгнул Самоха. Постоял немного, разминая поясницу, потом махнул рукой: проезжай дальше!
Башня, качнувшись, тронулась с места, а пушкарь остался у обочины. Мотоциклетки и один из бронеходов он отправил дальше, вслед за башней, второй бронеход и сендеры свернули на площадку перед цистернами.
— Стой! — скомандовал Самоха. — Глуши двигатели. Игнаш, пригляди здесь, я схожу поищу проводника, заодно выясню, что почём. Воды нужно запасы сделать, переход по пустыне, как-никак ожидается.
— А я слыхал, — подал голос Штепа, — не воду нужно, а арбузы в дорогу брать! А ещё…
— И я слыхал, — оборвал его управленец, — вот найму проводника, пусть он и объясняет, на что следует монеты потратить. Ох, и введут меня здесь в расход…
Самоха похлопал себя по груди, там звякнуло. Во внутренние карманы жилета толстяк рассовал кошели с добычей. Конечно, каратели, когда разоряли подпольный цех, большую часть денег растащили, но и в цеховую кассу, которой в походе распоряжался Самоха, тоже перепало. Толстяк, прихватив с собой Штепу, вошёл в дверь, прорезанную в боку цистерны.
Йоля выбралась из сендера, походила вокруг, разминая ноги. Налетел сухой ветерок из пустыни, прогнал испарения, сразу стало жарче. Йоля плащ из-за жары больше не одевала, и теперь почувствовала, что голову припекает. Вытянула платок, подарок Луши, и обмотала вокруг головы, затянув узел сбоку.
Отсутствовали пушкари довольно долго, потом появились, сопровождаемые ещё двумя. Рядом с Самохой вышагивал здоровенный старик в холщовой рубахе, перетянутой толстым ремнём из шкуры маниса, и холщовых штанах. На ремне болтался широкий тесак без ножен, два клинка поменьше и кобура с обрезом. За плечами на ремне — длинное ружьё. Буйные седые патлы схвачены вышитым ремешком. Обут в тяжёлые сапожищи с отворотами.
Другой спутник Самохи казался полной противоположностью громадному старику. Тощий пацан, кожа да кости, в коротких портках и босой, смуглый, востроглазый, суетливый. Пока старик делал шаг, этот успевал скакнуть три раза — и все в разные стороны. Единственное, что оказалось между ними общего — у обоих на груди болтались вышитые бисером треугольные кожаные мешочки, от которых исходил кисловатый аромат.
— Этот вот нашим проводником будет, — ткнул пальцем в старика Самоха, — Аршак его звать. Ну и парнишка при нём, вроде как ученик.
— Тусклого солнца, путники, — гулким басом объявил дед. — Сопровожу к самому Кораблю, а захотите, так и дальше, в самую безводную смертельную пустыню. Токо слухать меня и делать чо скажу, тогда без потерь возвернётеся. И запасу! Запасу побольше с собой!
— Да ладно, понял я про запас, — отмахнулся Самоха, — щас вот и веди, поглядим, кто тут чем у вас торгует.
— Сейчас только один и торгует, — прогудел проводник. — Четыре дни ужо… Не, пять. Пятый день ныне пошёл, как один Пузырь арбузами торгует. Другие были торговцы, нету их. Не торгуют боле, а крабов кормят забесплатно. Под Мостом. А арбузами один и торгует теперь, Пузырь. Всех выжил, пузан, один остался.
Старик преподнёс свою новость как что-то забавное, но харьковчане были не в курсе местных раскладов и шутку не оценили.
Самохе было жарко, он распахнул жилетку и велел:
— Ну так веди к этому Пузырю, так даже проще, ежели выбора никакого нет.
Аршак пожал необъятными плечами.
— Игнаш, идём со мной, — попросил Самоха, — а и то совета спросить не у кого.
— Я с вами, — Йоля спрыгнула с капота сендера, — половину Пустоши уже проехала, ничегошеньки не увидала! Хоть тут чего погляжу.
Штепа остался с пушкарями за старшего. Несмотря на развесёлый нрав и неизменную идиотскую улыбку, управленец ему почему-то доверял.
Аршак зашагал вдоль дороги, по которой сейчас неторопливо катил грузовик, харьковчане пошли следом, мальчишка дикарь, как весёлый щенок скакал около них, то забегал чуть вперёд, то отставал, но носился кругами около спутников. Его чёрные волосы, заплетённые в косички, прыгали на голове, падали на глаза, но ничуть пацану не мешали.
— Вот он, Пузырь! — объявил проводник, указывая толстого торговца, удобно устроившегося в беседке, увитой побегами водяных арбузов. — С ним теперь дело имейте.
Пузырь вполне соответствовал своему прозвищу — круглый, мягкий, лоснящийся, просто волдырь, а не человек.
— А, добрые оружейники! Я видел грозные боевые самоходы, под колёсами которых содрогался Мост и едва не сыпались с веток арбузы и плоды мамми! — торговец поднял пухлые руки в приветствии и даже сделал вид, что пытается встать. — Сегодня добрые оружейники сделают меня счастливым, они купят большой запас в дорогу! Опасная дорога по Донной Пустыне, и фляжек нужно запасти немало, ведь в пути может приключиться всякая беда! Конечно, я с радостью помогу вам подготовиться к трудному переходу,
