Дневник для Стеллы

J. Swift. London. 1754, p. 52.]

Годом позже вышла книга упоминавшегося выше Дина Свифта, который не только состоял с писателем в двойном родстве [Дин Свифт (р. 1706) доводился писателю внучатным племянником; в 1739 г. он женился на дочери миссис Уайтвэй — двоюродной сестры писателя, его экономки и домоправительницы. И Дин Свифт и миссис Уайтвэй были его родственниками с отцовской стороны: он — внук его дяди Годвина, она — дочь его дяди Адама.], но и имел возможность близко наблюдать жизнь писателя с конца 30-х годов (от Дина Свифта, кстати, получил большую часть своих материалов и лорд Оррери). Дин Свифт, возмущавшийся предвзятостью и недоброжелательством книги Оррери, тоже, тем не менее, утверждал, что брак был заключен в 1716 г. [Swift Deane. An Essay…, pp. 92—95.] В этих и других источниках утверждается, что брак этот ничего не изменил в характере их отношений, дружеских и целомудренных, и что они по-прежнему встречались только на людях. Еще одну драматическую деталь к этой загадочной истории присовокупил Вальтер Скотт, дважды (в 1814 и 24 гг.) издавший в Эдинбурге собрание сочинений Свифта. В первом томе он поместил биографию Свифта, в которой со слов приятельницы жены доктора Дилени приводит многократно с тех пор пересказывавшуюся историю о том, что душевное состояние Свифта непосредственно после этого бракосочетания было ужасным, он был настолько мрачен и взволнован, что Дилени решил поделиться своими опасениями с архиепископом Кингом. Когда он входил в библиотеку, ему встретился Свифт, который пробежал мимо, не произнеся ни слова, и лицо его выражало отчаяние. Дилени застал будто бы Кинга в слезах и, когда спросил его, что случилось, услышал в ответ: «Вы только что видели самого несчастного человека на свете, но никогда не спрашивайте о причинах его несчастья». [Scott W. Memoirs of Jonathan Swift in 2 vols. Paris, 1826, I, 241.]

Вероятность подобного эпизода представляется нам весьма сомнительной. Отношения Свифта и Кинга не были по-настоящему дружескими или доверительными, а в этот период стали весьма прохладными, да и вообще Свифт никогда в письмах к Кингу не касался своих отношений со Стеллой, хотя тот и был с нею знаком, он упоминал о ней лишь в исключительных случаях самым близким друзьям. Что же могло побудить его, человека крайне скрытного, делиться с Кингом своим тайное тайных?

Кто был инициатором этого брака? Свифт? Едва ли. Ведь он ясно писал Тиздалу, что ни материальное его положение, ни склонности (курсив наш. — А.И.] не позволяют ему сделать такой шаг. Значит Стелла. Но что давал ей такой брак, о котором нельзя было сказать открыто? А для человека с чувством собственного достоинства, каким, судя по всему, была Стелла, это весьма немаловажно. Тем более, что и по существу в их отношениях ничто не изменилось. Высказывается предположение, что Стелла хотела тем самым приобрести уверенность, что Свифт никогда не свяжет себя узами с другой женщиной. Основано это предположение на том, что у Стеллы была соперница и Стелла об этом знала. Соперница действительно была, но лишь в том смысле, что в эти же годы Свифта полюбила еще одна молодая женщина, которую тоже звали Эстер — Эстер Ваномри. Вместе со своей овдовевшей матерью, сестрой и двумя братьями она переехала в Лондон из Дублина в 1707 г.; Свифт тогда находился в Лондоне и, по-видимому, тогда же и состоялось их знакомство.

В «Дневнике» за три года Свифт упоминает об Эстер Ваномри лишь трижды, да и то не называя по имени, а между тем он чуть не каждую неделю бывает у них в доме, обедает, ему отведен там отдельный кабинет, где он отдыхает; он держит у них самое нарядное свое одеяние и парик и, направляясь из Челси, например, где он жил одно лето, в Уайтхолл или в Сент-Джеймский дворец, дважды — по пути туда и обратно — заходит к миссис Ваномри переодеться. Почему же такой, казалось бы, обстоятельный в описании даже самых незначительных событий каждого дня, он умалчивает об Эстер Ваномри? Почему считает необходимым в «Дневнике» объяснить Стелле каждое свое посещение их дома, словно оправдываясь или извиняясь, — то погода была такая скверная, что он вынужден был пообедать поблизости (а поселяется он чаще всего по соседству с ними), то он чувствовал себя неважно для более дальней прогулки, то его затащил к ним приятель сэр Эндрю Фаунтейн (а Эстер Ваномри познакомилась со всеми его лондонскими приятелями — Льюисом, Фордом, Барбером и пр.). Но в Дублине фамилия Ваномри была хорошо известна, ведь совсем недавно покойный мистер Ваномри был мэром города, и, следовательно, Стелла легко могла получить интересующие ее сведения об этом семействе, а значит, и о том, что там есть две дочери, обе на выданье. Вот почему она вскоре, по-видимому, пожелала узнать, почему Свифт так часто бывает в их доме. Невинный, казалось бы, вопрос Стеллы вызывает у Свифта неожиданное раздражение, даже гнев: ведь им прекрасно известно, где он каждый день обедает, и, может быть, даже лучше, чем ему самому (запись от 8 ноября 1710 г.). Такая реакция явно несоразмерна с поводом, ее вызвавшим. Некоторое время спустя, Стелла, по-видимому, опять поинтересовалась, чем могут его привлекать такие ничем не примечательные люди, и Свифт, словно оправдываясь, доказывает, что дамы, бывающие в доме миссис Ваномри, принадлежат к тому же избранному кругу, что и его знакомые (26 февраля 1711 г.). И этот гнев, и оправдания невольно наводят на мысль о каких-то причинах, которых Свифт не упоминает. И действительно, как показал автор фундаментальной биографии Свифта Эренпрайс, сопоставивший записи в «Дневнике» с записями в расходных книжках Свифта, который вел их чрезвычайно педантично, Свифт, оказывается, бывал в доме миссис Ваномри значительно чаще, нежели упоминает в «Дневнике», бывал даже в те дни, когда уверял, что обедал у приятеля или играл в карты у Мэшемов, что он даже обедал с Эстер в популярной ресторации Понтэ-ка… [Ehrenpreis J. Swift The man, his works and the age. 2 vols. London, 1964—67, II, 641.] Удовлетворилась ли Стелла таким ответом, сказать трудно, но, судя по «Дневнику», больше она об этом не спрашивала. Между тем, как это видно из писем Эстер Ваномри, хотя и относящихся к более позднему времени, совесть его была чиста, ничего предосудительного он не совершал. Ему было удобно посещать этот дом, куда он мог приходить запросто, не чинясь и когда вздумается, пообедать и угоститься кофе, это избавляло его от многих бытовых неудобств, там бывали многие его светские знакомые. Правда, своими частыми визитами он мог дать пищу для кривотолков, бросающих тень на репутацию девушки, но он убедил ее, что надо поступать так, как находишь справедливым и не думать о том, что скажут другие, коль скоро сам ни в чем упрекнуть себя не можешь. Позднее, когда оба они находились в Ирландии и он предостерегал Эстер от всяких поступков, могущих дать повод для сплетен, она напомнила ему прежние его наставления, но ведь на этот раз такие слухи могли повредить его собственной репутации и рядом жила Стелла, так что это было, конечно, совсем другое дело.

Но все же в доме миссис Ваномри Свифта, без сомнения, прежде всего привлекало общество Эстер. Она родилась в конце 1687 г. или в начале 1688 г. и, следовательно, была почти на двадцать лет моложе Свифта и примерно на семь лет моложе Стеллы. Эстер Ваномри, или Ванесса (будем называть ее одним из тех многочисленных ласковых прозвищ, которые ей давал Свифт), была девушкой совсем иного склада, нежели Стелла. Читатель «Каденуса и Ванессы» ошибется, если примет ее изображение в поэме за подлинный портрет. Ведь в поэме Свифт наделяет ее по сути теми же качествами, какими он наделял в стихах и посмертной характеристике Стеллу. Ванесса тоже, не в пример другим женщинам, умна, хотя это привилегия мужчин, она, как и Стелла, тоже лишена кокетства и жеманства, ей тоже не о чем говорить с пустоголовыми франтами, кроме того Паллада наделила ее благоразумием, справедливостью, бережливостью и, конечно же, понятием о чести. Но благоразумие (в том смысле, в каком это понимал Свифт), терпение и бережливость едва ли принадлежали к добродетелям Ванессы. Как это видно из ее писем, она была натурой страстной, импульсивной, склонной к резким сменам настроений, нетерпеливой и постепенно под влиянием обстоятельств и внутренних склонностей воспринимала жизнь все более драматически и даже трагически. В отличие от Стеллы, умевшей владеть собой, Ванесса способна была на неожиданный поступок, остра на язык, самолюбива, вспыльчива и отходчива; Свифту всегда, по-видимому, приходилось быть начеку, чтобы удерживать ее в необходимых рамках.

Каковы эти отношения, хорошо видно из его письма к мисс Анне Лонг (о нем идет речь в его письме к Ванессе от 18 декабря 1711 г.): «Что касается Мисэсси, то она — политик, поскольку все вокруг, кого ни возьми, тоже политики, и убежденный торий, однако без надежд получить какую-нибудь должность. Вследствие болезней, домашних хлопот и размышлений о государственных делах бедняжка утратила изрядную долю своей веселости, и все же, я думаю, в целом свете не сыщется девочки лучше ее. Я привязан к ней до чрезвычайности; она верно обо всем судит, и я исправил все ее недостатки, вот только не могу приохотить к чтению, хотя с ее разумом, памятью и вкусом она могла бы многого достичь. Но она неисправимая лентяйка и лежебока и убеждена, что мир создан лишь для непрерывных удовольствий, а из богов особливо чтит Морфея. Ее благорасположением наипаче всех пользуются сейчас леди Эшбернхем,