горря!» Мы нарядили зомби в «окровавленные» лохмотья и расставили в самых неожиданных местах. У входа установили дымящиеся котлы с колдовским зельем (на самом деле — вода и сухой лед) и повсюду разбросали скелеты, мумии, черных кошек и крыс (ненастоящих, но все равно жутковатых), химер, гробы, черные свечи и черепа. Даже задний двор украсили тыквами, вырезанными в виде рожиц со светящимися глазами, в пруд пустили плавать шары со свечками и развесили гирлянды мигающих лампочек. Да, еще поставили на лужайке перед входом смерть с косой, в человеческий рост.
— Как я выгляжу? — спрашивает Райли, стараясь расcмотреть свой лифчик, состоящий из двух фиолетовых раковин, и рыжие волосы, а заодно размахивая сверкающим от блесток зеленым рыбьим хвостом.
— Как любимый персонаж диснеевского мультика, — отвечаю я.
Сама я напудриваю лицо до полной белизны, а про себя думаю — как бы сплавить куда-нибудь сестрицу, чтобы переодеться спокойно и, может быть, в кои-то веки ее удивить.
— Будем считать, что это комплимент, — улыбается Райли.
— Правильно считаешь.
Я зачесываю волосы назад и закалываю их — пышный белокурый парик надену позже.
— Ну, кем ты оденешься? — не унимается Райли. — Может, скажешь уже, а то я сейчас умру от любопытства!
Она хохочет, схватившись за живот, и раскачивается взад-вперед, так что чуть не падает с кровати. Сестра обожает каламбуры на загробную тему. Ей кажется, это безумно смешно, а у меня каждый раз внутри все сжимается.
Не реагируя на шутку, я говорю:
— Сделай одолжение, сбегай посмотри, какой костюм приготовила Сабина. А то вдруг она все-таки решила нацепить тот здоровенный резиновый нос с волосатой бородавкой. Я ей говорила — костюм ведьмы отличный, но без носа лучше было бы обойтись. Парней такие штуки не привлекают.
— У нее есть парень? — удивляется Райли.
— Если наденет тот нос — нет.
Райли слезает с кровати и направляется к двери, волоча за собой русалочий хвост.
— Смотри, не шуми и вообще не пугай ее, ладно? — кричу я вслед. Сестра выскальзывает из комнаты, не потрудившись открыть дверь. Я уже миллиард раз это видела и все равно не могу привыкнуть.
Захожу в кладовку, расстегиваю молнию на сумке, спрятанной в дальнем углу, и вынимаю чудесное черное платье с прозрачными черными рукавами три четверти и тугим корсажем, переходящим в пышные складки. Точно такое платье надела на бал-маскарад Мария-Антуанетта (в фильме, в исполнении Кирстен Данст). Кое-как справляюсь с молнией на спине, затем натягиваю высокий белокурый парик (хоть я и сама натуральная блондинка, в такую прическу мои волосы не уложить). Накрашиваю губы алой помадой, нацепляю тонкую черную полумаску и вдеваю в уши длинные висячие серьги с искусственными приллиантами. Костюм готов! Я подхожу к зеркалу и кружусь на месте, любуясь тем, как взметается волнами сверкающая черная юбка. До чего хорошо получилось, с ума можно сойти…
Райли, вернувшись, качает головой.
— Уф, все в порядке — наконец-то! Сначала она нос надела, потом сняла, потом опять надела и стала изучать и зеркале свой профиль. В результате все-таки снова сняла. Клянусь, я терпела из последних сил, так хотелось сорвать с нее этот жуткий нос и выбросить в окошко!
Я замираю, затаив дыхание. Надеюсь, на самом деле Райли этого не сделала? С нее станется.
Она плюхается на вертящийся стул около письменного стола и, оттолкнувшись зеленым хвостовым плавником, начинает крутиться.
— Спокойно, не напрягайся так! Потом позвонил последний гость, спрашивал, как до нас добраться, и она целый час распиналась, как ты замечательно украсила дом, прямо не верится, что совсем одна трудилась, и так далее, и тому подобное. — Райли хмурится, качая головой. — Хорошо устроилась: мы обе работали, а хвалят тебя одну. — Сестра перестает вращаться и долго оценивающе смотрит на меня. Наконец говорит: — Мария-Антуанетта, значит. В жизни бы не догадалась. Вроде ты никогда особенно не любила пирожных.
Я морщусь от досады,
— К твоему сведению, она не говорила этих дурацких слов про пирожные. Бульварные газетенки пустили слух, только и всего.
Я говорю с сестрой, а сама не могу оторваться от зеркала: в очередной раз подкрашиваю губы, поправляю парик… Надеюсь, он не свалится в самый неожиданный момент. Вдруг я замечаю в зеркале отражение Райли. Что-то в выражении ее лица заставляет меня обернуться к ней.
— Ау, ты как? Все в порядке?
Она зажмуривается, прикусив губу. Потом встряхивает головой и произносит:
— Посмотреть только на нас с тобой! Ты нарядилась трагической королевой-подростком, а я бы все на свете отдала, только чтобы стать подростком!
Я хочу броситься к ней, обнять, а вместо этого бессильно роняю руки. Я так привыкла постоянно болтать с сестрой — иногда просто забываю, что на самом деле ее здесь нет. Нет ее больше в этом мире, никогда она но вырастет, ей никогда не исполнится тринадцать. И тут я вспоминаю, что все это случилось по моей вине, и мне становится в миллион раз хуже.
— Райли, я…
А она только мотает головой и взмахивает русалочьим хвостом.
— Ладно, проехали! — сестра с улыбкой воспаряет над стулом. — Пора встречать гостей!
Хейвен привела с собой Эванджелину, ту самую эмоционально-зависимую подругу-донора, тоже в наряде вампира — какой сюрприз! С Майлзом пришел Эрик, его знакомый по театральной студии. Может, и симпатичный — не разберешь под черной атласной маской и плащом Зорро.
— Поверить не могу, что ты не пригласила Деймена! — выпаливает Хейвен, даже не поздоровавшись.
Она уже целую неделю на меня из-за этого злится.
Тяжко вздыхаю. Я устала оправдываться, объяснять то, что и так ясно, в очередной раз напоминать, что Деймен сам от нас отказался. Он не отходит от Стейши — и в столовой, и на уроках. Без конца достает для нее розовые бутоны из самых неожиданных мест, и копия образа с картины «Женщина с желтыми волосами» в его исполнении мало-помалу становится подозрительно похожей на Стейшу.
И вообще — извините, но мне совсем не хочется обсуждать тот факт, что, несмотря на красные тюльпаны, таинственную записку и один-единственный интимный взгляд, скоро будет две недели, как он со мной не разговаривает.
— Он все равно не пришел бы, — говорю я, надеясь, что Хейвен не заметила предательской дрожи в голосе. — Наверняка он сейчас где-нибудь празднует со Стейшей, или с той рыжей, или…
Обрываю фразу, качая головой.
— Погоди… с какой рыжей? У него еще и рыжая есть? — прищуривается Хейвен.
Я пожимаю плечами. Говоря по правде, он может быть практически с кем угодно. Я знаю одно: он не здесь, не со мной.
Хейвен оборачивается к Эванджелине.
— Такой парень, надо видеть! Красив, как кинозвезда, сексуальный — как рок-звезда, и даже фокусы умеет показывать! — мечтательно вздыхает моя подруга.
Эванджелина выгибает бровь.
— Кажется, он — галлюцинация. Такого совершенства не бывает!
— А вот он — такой. Жаль, ты его сегодня не увидишь. — Хейвен сурово смотрит на меня и теребит черную бархатку на шее. — Но если когда-нибудь случайно его встретишь, не забывай, пожалуйста, — он мой! Я его застолбила, когда мы с тобой еще даже знакомы не были.
Я оглядываю Эванджелину: темная мутная аура, чулки в сеточку, коротенькие черные мальчишеские шортики и сетчатый топ. Эта ради подруги стесняться не станет…
— Хочешь, я тебе одолжу клыки и немножко искусственной крови на шею — будешь тоже вампиркой, — предлагает Хейвен.
