Андрей Нуйкин
Посвящение в рыцари
Сказочная повесть для подростков любого возраста
Журнальный вариант
Пролог
И ревела Катя, и подлизывалась, но добилась-таки своего — взял ее дедушка в море. Только не рыбалка у них вышла, а сплошное расстройство. Вечер уже близился, а по дну баркаса скучно перекатывалось десятка полтора рыбешек. И, конечно, Димка виновной в этом считал ее, Катю.
— Говорил ведь: нельзя женщин на судно пускать, — ворчит он под нос, но так, чтобы все слышали, и для пущей выразительности цыкает сквозь редкие зубы за борт. — Напустят, а потом удивляются, что рыба не идет…
Настроился Димка явно на долгую воркотню, но вдруг осекся.
— Бутылка по носу!
— Опять бутылка, — вздохнул дедушка. — Одни бутылки только в море и плавают. Да керосин. До того загадили стихию — перед рыбами совестно… Ну чего ты за ней тянешься, мусора на баркасе тебе не хватает?
— А бутыль-то запечатанная, — обрадовался Димка, выуживая находку из воды. — И смолой замазанная.
— Ишь ты! Не упусти, коли так, пустые бутылки кто затыкать станет!
— Может, там карта про старый пиратский клад?..
— А вдруг джинн злой, вроде брата Хоттабыча? — испуганно отодвинулась от бутылки Катя.
— Джин — хорошо бы! — причмокнул дедушка, соскабливая ножом смолу. — Однако ром не в пример лучше.
Но и этим надеждам не суждено было сбыться. Бутыль оказалась набитой бумагами. Попробовали вытряхнуть — куда там! Пришлось стукнуть об уключину.
— Да, брат Димитрий, не повезло нам с тобой, — вздохнул дедушка, взглянув на слипшиеся листки, — ни рому, ни клада. Сочинение какое-то, сказки дядюшки Римуса. Ладно, свезем на берег, там прочитаете, если по-нашему написано.
— А может, с крушения кто последнюю волю послал? — продолжал дедушка. — Забирай, Катерина. Рыбы не добыли, так чтение себе привезешь.
— Почему это она «забирай»? — возмутился Димка. — Я бутылку увидел, я ее выудил…
— Так ведь уговор у нас был: весь сегодняшний улов ее, Катеринин, — улыбнулся дедушка. — А моряцкое слово сам знаешь какое!
Вернулись затемно и такие уставшие, что не до чтения было. Как ткнулась в подушку Катя, так и заснула. Утром смотрит, а Димка бумаги по столу разложил, губами шевелит — читает.
— Отдай! Это мое! Я дедушке скажу! — бросилась Катя к столу и остановилась: необычным был брат — серьезным, взрослым. Димка пододвинул Кате стопку пожелтевших мелко исписанных листков.
— Читай!
Катя тихо подсела к столу и нерешительно взяла верхний лист.
«Человеку, прочитавшему эти записи!
Дорогой друг! Прости, что обременяю тебя нелегкой просьбой. У меня просто нет выбора: в любой момент дверь моей камеры может открыть палач. Может быть, ты женщина или старый, больной человек, тогда передай написанное мною кому-нибудь, кто молод, кому несправедливость ранит душу и не дает спокойно спать. Пусть этот человек доведет до конца то, что не смог сделать я. И пусть он не повторяет моих ошибок, тогда ему, может быть, повезет больше, чем мне.
Друг! Это просьба приговоренного к казни, ее нельзя не выполнить!»
— Читай, читай! — сурово сказал Димка и пододвинул второй листок.
Как хорошо было дома!
Странные все-таки существа мы, люди. Пока живем хорошо, нам скучно, нас манят неведомые дали, мы жаждем приключений и опасностей. А мне сейчас больше всего на свете хочется оказаться дома и, забравшись с ногами на диван, читать какую-нибудь книгу. Чтобы кругом был полумрак, а светился только зеленый торшер; чтобы часы тикали, а мама с папой сидели за столом, тихо переговариваясь. Очень я любил задавать папе с мамой самые трудные вопросы. Помню, как-то я спросил: «А куда исчезают люди после смерти?»
Папа задумался, стал серьезным, а мама занервничала:
— Не надо про это. Про это страшно.
А папа:
— Нет, почему же? Про все можно. Люди должны правде прямо в глаза смотреть. Даже самой страшной.
Мама рассердилась.
— При чем тут правда? Раз все равно ничего нельзя поделать, лучше и не думать совсем. Правда о смерти ужасна и жестока — все мы умрем, и каждого из нас поодиночке закопают в землю. И будут там только темнота, холод и сырость, бр-р…
Папа возмутился:
— Это неправда! Если было бы только так — жить не стоило бы! Послушайте, что я вам расскажу. У одного древнего, мудрого народа, поклонявшегося солнцу, существовала такая вот легенда. Когда-то давным-давно в мире не было ни дня, ни ночи, ни света, ни тьмы — так, серость какая-то. Все выглядело одинаковым, только люди были разными. У одних в душе всю жизнь копилось тепло, свет — от доброты, благородства, любви. А мир так устроен, что совсем в нем ничто не исчезает. Когда хорошие люди умирают, накопленное в их душах тепло высвобождается и летит к солнцу. Тепло ведь всегда вверх летит. И не только люди копят тепло, но и звери, птицы, деревья. У бабочки какой-нибудь тепла совсем немножко — с булавочную головку, но и оно вверх тянется. Вот из этих-то ручейков тепла, дружелюбия и образовалось солнце. Мы говорим: солнце нас греет, но это не солнце, а наши предки, наши друзья, все добрые люди вообще после смерти светят нам и греют нас. Однако среди людей всегда было немало таких, души которых всю жизнь накапливали только темное, холодное — жадность, злость, зависть, жестокость, властолюбие… После смерти эта тяжелая гадость просачивается сквозь землю. Целые озера там, под землей, этого яда собираются, от них идут испарения, люди дышат ими и отравляются — начинают глупеть, ненавидеть и бояться друг друга.
Тут мама перестала сердиться и за волосы папу потрепала:
— Сочинитель ты мой!
— А я, — спрашиваю, — а я?
— И ты, — говорит мама. — Ты тоже мой. Оба вы мои и оба сочинители.
…Впрочем, все это прямого отношения к тому, о чем я хочу вам рассказать, не имеет. Тем не менее нам придется сделать еще одно отступление и, вернувшись на несколько лет назад, познакомиться с событием, которое повлекло за собой все остальные.
