сжаты.
Стелла сидела около кровати, сжимая руки Тодда. Пальцы мальчика все еще не отошли от холода.
— Ну, мой юный друг, — обратился к нему мистер Хок, — очень глупо было вести себя так, верно?
Тодд опустил глаза.
— Да, сэр, — прошептал он.
— Не хочешь ли обсудить все это со мной сейчас? Почему ты так сделал?
— Нет, сэр.
— Я так много думал. — Мистер Хок качнул головой в сторону Стеллы. — Вы понимаете, что я имею в виду, мисс Оуэнз? Пожалуйста, поговорите с ним. — Нежность с трудом пробивала дорогу к сердцу хозяина Хок-Хаус.
Тодд смотрел на своего отца с любопытством, как бы удивляясь, что его воспитательница, мисс Оуэнз, пользуется таким авторитетом. Слабое выражение пробуждающегося понимания появилось в его глазах и вместе с ним — страх.
Его голос глухо доносился из глубины подушки:
— Вы рассказали ему, мисс Оуэнз?
— Нет, Тодд.
— Честно? Вы не рассказали?
— Клянусь тебе в этом.
Мистер Хок заметил, как его сын и Стелла обменялись взглядами.
— Не будет ли кто-нибудь из вас так добр, чтобы просветить меня? О чем вы, черт возьми, говорите?
Стелла сжала руки Тодда, не спуская глаз с его лица:
— Расскажи своему отцу, Тодд. Он имеет право обо всем знать.
Тодд медленно сглотнул, внутри его происходила борьба. На раскрасневшемся лице появилось выражение отчаяния. Он переводил взгляд о Стеллы на отца.
— Отец, я…
— Да, Тодд?
— Я убил Оливера! — Слезы, переполнявшие лаза Тодда, потекли по его щекам.
Стелла поспешно перевела взгляд на мистера ока. Как ни странно, слова мальчика не произвели на него ожидаемого эффекта. Никакой тревоги не отразилось на его лице; в его темных глазах не было заметно ни ошеломленного недоверия, ни боли. Вместо этого в них мелькнуло терпеливое понимание.
— Да, Тодд. Ты убил Оливера и сейчас уверен в этом. Но скажи мне, сын, как ты убил своего брата?
Тодд с трудом переводил дыхание, его глаза искали поддержки во взгляде Стеллы. Она сжала его руку, но хранила молчание.
— В тот день он пошел плавать. С тем хитрым изобретением. Я пошел за ним. Когда он раздевался, повернувшись ко мне спиной, я повернул рукоятки на его изобретении, так что оно не могло работать! Потом он залез в него и прыгнул в воду. Он ушел под воду. Он находился под водой долгое время. Он так и не появился на поверхности…
Боль отразилась на лице Артура Карлтона Хока.
— Я верю тебе, Тодд. Это случилось так, как ты говоришь. И Оливер умер. Но скажи мне. Ты помнишь расследование, правда? Помнишь доктора Перкинза? Он — тот человек, которому известно, отчего умирают люди. И он сказал, что Оливер умер, потому что в его легких была вода. Ты помнишь это?
Тодд кивнул:
— Я убил Оливера, отец!
— Нет, не ты. Ты хотел этого, да. Но ты не убивал. Понимаешь, изобретение Оливера было всего лишь ящиком для его тела, который оставлял неприкрытыми его голову и плечи. Что бы ты ни делал с рукоятками, это не имело никакого отношения к смерти Оливера. Доктор сказал, что Оливер явно получил внезапный сильный удар, который парализовал его, так что он не смог выбраться на берег. Ты должен понять, что не несешь ответственности за смерть своего брата.
Тодд был смущен, но громадное облегчение сияло в его лихорадочно блестевших глазах.
— Но, но…
Мистер Хок подошел к кровати с другой стороны и склонился над сыном:
— Почему ты хотел убить его, Тодд? Что он тебе сделал?
— Он, он… — Тодд не мог продолжать.
— Он заставлял тебя страдать, верно? — медленно произнес Артур Карлтон Хок.
— Я никогда не рассказывал тебе! — закричал Тодд.
— Знаю, что не рассказывал. Ты всегда был в большей степени мужчиной, чем Оливер. С ним было не очень-то приятно иметь дело, верно? Он постоянно издевался над тобой, я прав?
Тодд вызывающе вздернул подбородок, его глаза засверкали.
— Ты издеваешься надо мной, отец. Ты делаешь это прямо сейчас — так, как всегда делал Оливер.
— Но я не издеваюсь над тобой, Тодд. Почему ты так думаешь?
— Я сейчас скажу тебе.
— Объясни мне, сын. Я не понимаю.
Стелла терялась в догадках, слушая этот странный разговор между отцом и сыном. Она сидела затаив дыхание, с замиранием сердца следя за развитием диалога.
— Это из-за того, что ты притворяешься, — настаивал Тодд. — Ты только что сказал, что с Оливером было неприятно иметь дело, но ты, должно быть, тогда думал иначе, отец. Ты часто проводил с ним время.
— И ты думаешь, что я предпочитал его тебе?
— Да. — Голос мальчика упал до шепота.
Глубоко задумавшись, его отец кивнул:
— Вот почему ты не хотел рассказать о том, что случилось. Верно? Ты думал, что я больше люблю твоего брата. Но ты был еще совсем маленьким мальчиком, а Оливер — достаточно большим и мог принимать участие в том, что я любил делать. Я очень хочу, чтобы все было по-другому. Поверь мне, Тодд. Ты гораздо лучше Оливера. Понимаешь ли ты это?
Тодд недоверчиво посмотрел на отца:
— Правда?
— Да, сын. Я довольно долго не понимал, что собой представляет Оливер. Пока он не достиг приблизительно твоего возраста. Тогда я увидел кое-что из того, что он хранил в своей комнате, и услышал рассказы о том, чем он занимался, — о бессмысленно жестоких проделках по отношению к деревенским жителям и школьным друзьям. Это было нечто худшее, чем простые школьные шалости. Понимаешь, он притворялся тем, кем он на самом деле не был, и у него это всегда выходило. Он был красивым юношей и обладал прекрасными манерами. Манерами семьи Хок. Но он был — злым. И мне стыдно признаться, что я и не подозревал об этом, пока не стало слишком поздно. Но ты знал об этом, верно, Тодд? И не мог рассказать мне, правда?
— Нет, сэр.
— Я понимаю. — Мистер Хок вздохнул. — Мне была невыносима сама мысль, что кто-то, кроме меня, узнает о том, каким на самом деле был Оливер. Я будто скрывал, что он был порочен. Он был злобным, иногда я думал, что он повредился рассудком. Это беспокоило меня. Так что я хранил секрет. А ты хранил свои секреты. В этом мы с тобой довольно похожи, не правда ли? В конце концов, мы не так сильно отличаемся друг от друга, ты и я.
Тодд кивнул, его глаза наполнились слезами.
Мистер Хок нехотя улыбнулся:
— Я почувствовал себя намного лучше, рассказав тебе все это. А ты?
— О, отец! — Тодд теперь плакал, не стесняясь, не скрывая своих слез, маленький потерявшийся
