Твинкль положила передо мной старую школьную тетрадь и потянулась к поздравительной открытке.
– Ах! Скрибб! Ты получил открытку на день рождения! От кого? Давай-ка посмотрим...
Я отвесил ей тяжелую оплеуху.
Черт...
Она отшатнулась, держась за щеку, ее глаза заблестели от слез.
О Боже... нельзя было этого делать... что же со мной происходит...
– Мистер Скриббл... – голос Твинкль.
Изо всех сил стараясь не думать о том, что я только что сделал, я взял ручку, раскрыл тетрадь и нацарапал несколько слов – первое, что я написал за последние несколько недель. И, помнится, я тогда подумал, что если когда-нибудь выберусь из всего этого с душой в теле, а не холодным трупом, тогда я обязательно расскажу всю эту историю, и вот как она будет начинаться:
Мэнди вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Ладно, прошло уже двадцать лет, а я только-только подбираюсь к самому главному. Впрочем, кто их считает, годы?
Я закрыл тетрадь, отложил ручку, взял поздравительную открытку, прочитал послание Дездемоны, положил открытку на место, поднял перо и карту таро. Я двигался как какой-то дешевый робо, «мэйд-ин- Тайвань».
Я вернулся к дивану, прилег. В одной руке – перо, в другой – карта дурака. Голосок Твинкль:
– Мистер Скриббл...
Я даже не взглянул на нее.
– Что ты делаешь?
– Ухожу.
Я бросил последний взгляд на карту дурака: молодой человек шагает на всех парах по направлению к пропасти, весь его мир сконцентрировался в рюкзаке на плече, собака хватает его за пятки, пытаясь остановить падение. Теперь я въезжаю в картинку, мертвая Сьюз. Спасибо за карту. Так ты считала, что я дурак? Очень хорошо. Буду действовать, как таковой. Я буду тем, кем ты хотела, Сьюз.
– Можно, я тоже с тобой? Можно, я тоже? – взмолилась Твинкль.
– Это личное, – отрезал я и засунул перо себе в рот – по-настоящему глубоко, вплоть до самого древка. Я знаю свои времена и места. И теперь пришло время выбраться. Прочь из этого времени, прочь из этого места.
Перо Ленточного червя было уже наполовину у меня в глотке, и я чувствовал, как приближаются волны с нарастанием центральной музыкальной темы, разбавленной титрами. Но потом волны отхлынули, забрав с собой музыку, и я поплыл, я начал растворяться, и тут музыка грохнула снова, и я ощущал удар каждой ноты, и вдруг оказался там – где-то, – теряя ощущение беды, ощущение настоящего времени.
Меня словно вывернули наизнанку.
Мэнди вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Это все хорошо. Просто иной раз нам хочется чуть-чуть изменить то, что есть. Мы хотим, чтобы все было чуть лучше. Так, как должно быть.
Это же не преступление?
Просто момент вопиющей глупости. Вот и все.
Я имею в виду: каждый из нас хоть раз в жизни хотел этого, правда? Почувствовать, как музыка затихает, а потом ударяет по-новой?
Я сунул перо еще глубже и улетел на прекрасной волне, уносясь обратно домой, когда центральная тема и титры оборвались...
Ленточный червь
Дездемона вывалилась из круглосуточного «Вирта на любой вкус», сжимая в руке желанную упаковку.
Никаких неприятностей, милое и безпроблемное затаривание продуктом. Дез в этом деле – эксперт, и мы любили ее за это.
Мы повезли товар на квартиру, наша бесстрашная четверка: Битл и Бриджит, Дездемона и я. Битл, наш бессменный водила, сидел за рулем, смазанным Вазом для экстраперфоманса. Я примостился в кузове слева, Брид была справа. Она задремала, что, впрочем, не ново. Дездемона сидела между нами, наклонившись вперед, с рюкзаком на коленях – с рюкзаком, полным сокровищ. Дорога была ровная, и мы катили как по маслу.
– Что в сумке, сестренка? – спросил я.
– Прелесть, – сказала она. – Желтый.
Ее голос заставил меня поежиться.
Прямо как...
– Давай-ка посмотрим, – сказал я.
Дездемона вытащила перо, чистое золотое перо, щекочущее нервные окончания.
