Перро соорудил для раненого постель из мха и сухих листьев и в одну секунду сделал ямку, где собирался пожарить на углях деликатес – медвежьи лапы. Затем ловко разделал тушу медведя, отделил филейную часть, не менее обширную, чем у быка, и пристроил ее над огнем.
Когда мясо было готово, посолил его, достав маленький мешочек из своего охотничьего рюкзака, подал сэру Джорджу на острие ножа один из кусков, вторым занялся сам, мгновенно с ним управился, запил хорошим глотком бренди, раскурил трубку и, поставив рядом свой старенький шарп, уселся отдыхать.
Сэр Джордж ел безо всякого аппетита, жадно пил воду, налитую канадцем в его чашку из кожи, потом растянулся на своем лесном ложе и забылся тяжелым сном.
Перро, посасывая трубку, сидел без движения, отдавшись медленному ходу времени, испытывая огромное наслаждение от созерцания леса.
Радовало ощущение безграничной свободы на бескрайних зеленых просторах, уходящих за горизонт. Невдалеке поблескивала излучина реки Фрейзер – младшей сестры величественной Маккензи. Радовали тысячи негромких звуков, так хорошо знакомых охотнику – свист ветра в сосновых ветвях; шуршание насекомых, неутомимо добывающих себе пропитание в коре величавых зеленых гигантов; гортанный, резкий клекот орла, гордо оседлавшего сухую вершину красной сосны; жалобный крик ласточки, преследуемой соколом; пронзительный призыв зимородка, летящего над долиной, сверкая своими изумрудными крыльями; глухое хлопанье крыльев голубя, непрерывное потрескивание маленькой черно-голубой сороки, верной спутницы всякого зверолова и лесоруба, вечно пристраивающейся на соседнем кусте в ожидании каких- нибудь остатков пищи…
Так, в блаженном оцепенении, за часами следуют часы, солнце садится все ниже, и сотни сов начинают жалобную перекличку, покинув дупла, где они прятались в течение дня. Птица «Стегай кнутом», названная так за то, что без устали, до пресыщения, до дрожи в голосе повторяет с фантастической отчетливостью эти четыре слога, заводит свою песню; гагара роняет в озеро низкие, зловещие болезненные стоны; козодой низко вьется над отдыхающим охотником. Опускается ночь.
Ужин почти готов. Когда Перро извлекает из самодельной духовки медвежьи лапы – любимое лакомство охотника, характерный запах жареного мяса диких животных смешивается с острым бодрящим запахом смолы.
Против всяких ожиданий раненый отказывается есть, но настойчиво просит пить.
– Немного лихорадит, – отмечает Перро, – это бывает в подобных случаях, после хорошего ночного отдыха все пройдет. Что ж, я съем обе лапы: холодные или разогретые они уже никуда не годятся.
Потом канадец готовит себе ложе, еще раз дает напиться сэру Джорджу, ставит возле него кожаную чашку с водой и, убедившись, что верный шарп с взведенным курком рядом, устраивается поудобнее на мягкой пахучей постели. Ночные птицы и звери заводят свой концерт, опускается ночь, сквозь верхушки сосен на небе зажигаются звезды. Перро засыпает.
Обычно сон охотника так же чуток, как сон животного. Он может спать как мертвый, не слыша рычания вдали хищных зверей, уханья ночных птиц, грохота бури, но сразу откроет глаза, если рядом хрустнет веточка, пробежит заяц или куница.
Перро несколько раз просыпался от стонов спящего сэра Джорджа, от его лихорадочных судорожных движений, но потом волевым усилием заставлял себя снова крепко уснуть – не лишаться же отдыха по такому пустяковому поводу! Метису с помощью самовнушения отлично удавалось управлять своим сном.
Ночью, где-нибудь между одиннадцатью и двенадцатью часами, когда спят обычно особенно крепко, сэр Джордж, которого лихорадило, впал в болезненное забытье, погрузился в кошмар, где сновали бесшумные призраки, едва освещенные в сумраке ночного леса голубым светом звезд.
Призраки были похожи на людей, но казались выше человеческого роста, они словно плавали в воздухе, передвигаясь плавно, как тени, и приближались к поляне, где спали рядом сэр Лесли и Перро.
– Это все от температуры, – успокаивал себя англичанин, – пульс учащенный, в ушах шумит, перед глазами черные мушки.
Он закрывает глаза, чтобы отогнать наваждение, но в утомленном мозгу бьется предположение: а не в реальности ли все это происходит?
Проснувшись минуты через три с ощущением, что спал несколько часов, сэр Джордж снова видит цепочку призраков, находит, что они похожи на индейцев, силой воли старается вырваться из забытья и констатирует про себя:
– Но это не обычные призраки! Они всегда изящно драпируются в белое покрывало, ниспадающее на лицо. А вдруг это духи индейцев? Индейцы ведь не носят белого покрывала. Да нет, я сплю, у меня лихорадка, и все-таки они мне мешают, я сейчас закричу, и они сразу разбегутся.
Он пытается закричать, ему кажется, что крик очень громкий, хотя на самом деле раздается лишь хриплый стон, от которого Перро оградил себя самовнушением.
Внезапно призраки остановились между спящими, расположившимися на расстоянии трех метров друг от друга.
Проходит то ли минута, то ли час – лихорадка лишила путешественника представления о времени. Гости с того света передвигаются, как и положено привидениям, плавно, совсем бесшумно, словно растворяясь в ночной тишине леса.
Его Высочество в полузабытьи видит, как один из пришельцев берет огромную кровавую скатерть, поднимает ее, растянув на руках.
– Да это же шкура медведя, что они с ней делают? Покрывают, как одеялом, Перро…
Призрак действительно подносит шкуру животного к спящему метису и быстро опускает, так что вмиг проснувшийся и чертыхающийся Перро не может ее сбросить.
Сон как рукой сняло!
Душераздирающий крик, оглашая лес, распугивает ночных животных. Сэр Джордж чувствует, как его хватают крепкие руки и быстро связывают, прежде чем он успевает шевельнуться.
ГЛАВА 10
