Но сначала – о саванне, где расположилась эта безымянная деревня.
В данном случае слово «саванна» не следует понимать как громадную поросшую травами равнину, нечто вроде русских степей или североамериканской прерии.
Напротив, саванна представлена здесь местностями самого разнообразного характера, в зависимости от большего или меньшего возвышения почвы. Поэтому есть «заливная саванна», или «низменные пастбища», травы которых растут на твердой почве, но почти постоянно бывают покрыты водой. Есть «средняя саванна», совершенно сухая, чаще лежащая на горизонтальной плоскости; растительностью ее в течение круглого года питается скот. Есть еще так называемая припри, или пинотьера, получившая свое название от неизвестного рода пальм, растущих здесь по берегам рек и на островках, которыми изобилуют эти реки. Припри одновременно может быть причислена и к «заливной саванне», и к средней, так как, вследствие слабого понижения ее уровня, бывает попеременно то сухой, то залитой водой, смотря по времени года.
Саванны перерезаны течением довольно значительных рек – Тартаругал-Синхо, Рио-Итоба и других более мелких рек, потоков и даже просто ручьев, образовавшихся из озер и болот.
Реки, речки и ручьи текут здесь совершенно по ровному дну, без всяких порогов или теснин. Они сплетаются между собой, скрещиваются, пересекают друг друга, словом, напоминают собою систему кровообращения в человеческом организме. Присутствие воды в любой данной местности видоизменяет ее природу и характер. Берега рек, обрамленные высокими деревьями, образующими целые зеленые изгороди, покрывают равнину капризными извилистыми линиями, разделяя пастбища на низменные, средние и на пинотьеры.
А потому слово саванна совсем не должно вызывать представление о громадной безлесной равнине. Мало того, самый характер саванны таков, что путешествие по ней часто является затруднительным и даже не всегда безопасным.
Ясно, что отверженные всякого рода, у которых еще не сведены счеты с обеими соседними нациями, не могли избрать себе лучшего места, где можно укрыться от всякого рода преследований и невзгод.
Беглые невольники, солдаты-дезертиры, беглые каторжники и все вообще стоящие вне закона, подозрительные торговцы, бегущие от несправедливых нападок или справедливых строгостей, все стекаются сюда, в эту страну, не имеющую ни хозяев, ни властей, в эту обетованную землю. Их объединяет необходимость сплотиться (чтобы давать отпор индейцам, которые очень недолюбливают их) и борьба за выживание.
Нетрудно представить, как невысок должен быть уровень нравственности этих людей и какие гарантии спокойствия может представлять подобное соседство для колонистов, желающих осваивать неисчислимые естественные богатства этой страны.
Как мы уже говорили в первой части этого романа, колонисты, поселившиеся здесь, должны быть постоянно настороже, жить, так сказать, на военном положении. Им самим приходится заботиться о своей безопасности и ограждать свои семьи и свое имущество от покушений и набегов соседей. Впрочем, и бразильское и французское правительства, претендующие на спорную территорию, захоти они даже вмешаться в такие дела, были бы весьма дурно встречены.
Не переставая уверять Францию в своем искреннем расположении, Бразилия, доказывавшая это не раз на деле, оставалась всегда безусловно несговорчивой, когда речь заходила о спорной территории.
Тем, кто решился бы обвинить автора этой книги в известном пристрастии, он ответил бы следующими строками, заключающими в себе дипломатическую формулу, которою, по-видимому, руководствуются около века наши упорные соперники. Слова эти исходили от португальского морского министра, стоявшего во главе этого министерства в 1798 году.
Привожу эти слова дословно: «Опыт, доказавший, каким малым успехом увенчались до сего времени старания французов основать свои колонии в Кайене, дает некоторый повод надеяться, что они будут не более счастливы в этом и в дальнейшем будущем. Самое важное заключается в том, чтобы с вашей стороны всегда было скромное и незаметное усердие и разумный патриотизм, необходимые для того, чтобы постоянно создавать препятствия их честолюбивым замыслам, без видимого насилия или заметного недоброжелательства».
Кажется, это достаточно вразумительно и убедительно.
Прошло уже 88 лет, как эти инструкции были преподаны представителям бразильской власти. И что же? Они, по-видимому, не изменились ни на йоту с тех пор, как Бразилия, сбросив иго метрополии, 12 октября 1822 года стала независимым государством. Доказательством является то, что несмотря на уступки, предложенные французским правительством с целью установить границу, уполномоченные обеих стран никогда не могли прийти ни к какому соглашению, несмотря на бесконечные прения.
Бразилия не прочь решить этот вопрос о границе, но при условии совершенно обделить Францию, то есть присвоив себе девять десятых спорной территории. Но права Франции на эти земли неоспоримы, и надо отдать должное, что ее государственные люди стараются всеми силами добиться условий более приемлемых и, главное, более соответствующих достоинству Франции.
Эти права Франции на спорную территорию идут еще от первого начала колонизации этого берега французами. В XVI веке Франция номинально владела всеми землями, лежащими между Ориноко и Амазонкой. Но поглощенная войнами с Италией, затем – религиозными войнами, она с удивительным равнодушием позволила испанцам и португальцам присвоить себе наибольшую часть земель Нового Света.
Когда в 1664 году была основана первая французская колония, в Гвиане между Марони и Ориноко расположились уже голландцы; но французы тем не менее все еще оставались хозяевами земель, лежащих между Марони, Амазонкой и Рио-Негро. Лишь в 1688 году португальцы, видя, что торговля с прибрежными индейцами принимает значительные размеры и, кроме того, поняв географические преимущества этого превосходного положения, решили серьезно подумать, как бы им оттеснить французов с северного берега Амазонки. С этой целью лиссабонское правительство воздвигло пять небольших укрепленных постов на северном берегу Амазонки. Тогда Людовик XIV повелел господину де Фероллю, тогдашнему губернатору Кайены, утвердить права французской монархии на все земли северного бассейна этой реки. Португальское правительство отказалось признать основательность требований французского правительства, и тогда де Феролль, по приказанию Людовика XIV, в мае 1697 года в мирное время занял своими войсками Сан- Антонио де Макапа, а остальные четыре укрепленных форта разгромил и уничтожил.
«Господин де Феролль, – пишет тогдашняя газета „Mercure Galant“, – выполнил храбро и в весьма короткое время предписание, полученное им от своего двора – выгнать португальцев… С 90 человеками войска он обратил в бегство 200 человек португальцев, которых поддерживали еще до 600 индейцев, стер с лица земли все форты, кроме Макапа, где оставил французский гарнизон, и затем вернулся в Кайену с пятью или шестью судами, с которыми он пустился на это смелое предприятие. Но этот воинственный подвиг
