Молодая женщина, услышав разговор, вышла из своей каюты; при виде мужа, окруженного солдатами со штыками на плечах, она очень удивилась.
— Жорж, друг мой, что случилось? Что тут такое? — воскликнула она, бросаясь к мужу.
— Милая Клавдия, — возразил молодой человек, — гостеприимная Англия обратила на меня внимание сразу же, как только я собрался вступить на землю Индии, и меня, кажется, собираются отвести в тюрьму!
— Но я не оставлю тебя одного, я пойду с тобой! Милостивый государь, позвольте мне следовать за моим мужем!
— К сожалению, сударыня, это невозможно, так как относительно вас я тоже имею приказания. Вы должны оставаться на яхте, которая будет занята войсками до тех пор, пока суд не вынесет приговора вам обоим. Итак, милостивый государь, пойдемте!
— Милая Клавдия, — сказал владелец яхты, — здесь недоразумение, которое скоро должно разъясниться. Будь мужественна! Нам пришлось испытать немало и других опасных и неприятных приключений. Не бойся ничего! Ты знаешь, что ничто в мире не может меня испугать.
Перед грубыми, равнодушными солдатами молодая женщина сдержала слезы, стыдясь их. Призвав на помощь все свое мужество, она ответила твердым голосом:
— Всякое сопротивление бесполезно, мы должны подчиниться силе. До свидания, дорогой Жорж! Моя душа будет с тобой!
Арестованного ожидало большое ландо[9] с поднятым верхом и открытой дверцей. На переднем сиденье сидел унтер-офицер. Офицер пригласил капитана яхты сесть на заднее сиденье, и сам поместился рядом с ним. Сейчас же дверца заперлась, и экипаж поехал рысью мимо толпы туземцев, которая быстро собралась на набережной.
На яхте расположился отряд солдат, и молодая женщина, которую постиг столь жестокий удар в то время, когда она наслаждалась полным счастьем, вся бледная, направилась к лестнице, которая вела в ее каюту. Там она могла, по крайней мере, дать волю своим слезам.
Несмотря на все негодование, которое овладело экипажем корабля, начиная от боцмана и до юнги, никто не пробовал протестовать, сознавая, что это бесполезно. Но по блестящим глазам, нахмуренным лицам и сжатым кулакам этих верных людей можно было догадаться о том, что происходило у них в душе. Ах, если б хотя один против пяти и вне выстрелов пушек цитадели! Какое сопротивление они могли оказать!
Миссис Клавдия увидела у лестницы боцмана, который почтительно снял шляпу и сказал ей дрожащим голосом, что заставило ее забыть про его смешной провансальский выговор и обнаружило, что он способен на сильные ощущения, которых никто не заподозрил бы у этого колосса:
— Сударыня, наш капитан ушел от нас, и вы для ваших честных и преданных слуг остаетесь здесь первым лицом после Бога.
Рулевой Джонни подошел к разговаривавшим, теребя свою шерстяную шапку.
— Да, сударыня, — прибавил он, вытирая своей жесткой ладонью слезу, которая затуманивала его глаза, — француз хорошо сказал. Мы преданы вам телом и душой; вы можете положиться на экипаж «Пеннилеса».
Бедная женщина, тронутая этими выражениями теплого чувства, с трудом прошептала:
— Благодарю вас, друзья, благодарю от всего сердца!
Когда она скрылась, провансалец надел свою фуражку, хлопнул по ней так сильно, что от этого удара повалился бы целый бык, и заворчал:
— Черт возьми! Вот так приключение! Дорого заплатят за него эти обманщики, красные куртки!
В это время ландо быстро очутилось в центре города. Сильная давка заставила лошадей перейти на шаг. Улицы наполняла огромная толпа, но толпа молчаливая и сосредоточенная, состоявшая большею частью из европейцев: солдат, моряков, чиновников, шедших пешком, представителей высшей аристократии, торговой, военной и административной, ехавших в экипажах. Одним словом, вся Калькутта. Эта толпа провожала гроб, весь покрытый цветами, за которым шли двое удрученных горем детей- подростков, брат и сестра. Капитан Пеннилес снял шляпу, а офицер отдал честь.
— Это — похороны леди Ричмонд, убитой туземцем! — сказал он своему пленнику, бросая на него подозрительный взгляд.
— За гробом идут, вероятно, дети покойной? — спросил капитан.
— Да! А их отец, майор Леннокс, герцог Ричмондский, сражается в настоящее время с африди, которых смутили какие-то тайные агенты и научили поднять знамя восстания против королевы!
— Бедные дети, бедный отец! — пробормотал капитан яхты с состраданием, не замечая насмешливого выражения лица офицера.
Печальная процессия медленно миновала их, и тогда экипаж снова поехал рысью. Вскоре он остановился у дверей главной тюрьмы.
Офицер отдал своего пленника под расписку служащим тюрьмы, которые внимательно осмотрели его, составили список бумаг, вещей, которые при нем нашли, и отвели его в тюремное помещение с огромными решетками на окнах. Капитан Пеннилес, человек энергичный и решительный, оставшись один, не предался отчаянию. Он сел на деревянную скамеечку, прикованную крепкой железной цепью, и вывел из всего случившегося следующее заключение:
— Нужно на все смотреть серьезно, но не трагически. Я сделался жертвой глупой ошибки или злых замыслов; буду же терпеливо ждать событий. Такой человек, как я, не может вдруг исчезнуть, как шарик у фокусника… Что же касается моей милой Клавдии, ее мужественная душа не знает ни робости, ни боязни. Она твердо перенесет этот удар, который, правда, поразил нас как раз в то время, когда мы наслаждались полным счастьем.
Прошло около двух часов; потом индусский служитель вместе с европейским надсмотрщиком принес заключенному обед, не особенно обильный, но достаточный. Он уничтожил его, как человек, умеющий приспосабливаться ко всему, потом, чувствуя себя достаточно подкрепленным, стал терпеливо ждать,
