удивление приятно.
Разговор коснулся родителей Эмили.
— То есть ты жила на чемоданах?
— Мы иногда обитали и в близлежащих деревнях. Даже чаще, чем в самих лагерях, но постоянно переезжали.
— Я думал, ты не путешествовала с родителями, — нахмурился Итан.
— Разве не опасно брать с собой на станции Красного Креста ребенка?
— Мама с папой не оперировали, пока мне не исполнилось семь лет. Именно тогда я переехала к бабушке с дедушкой. Мне много ужасов пришлось перевидать в детстве, но это никак не отразилось на том, какая я сейчас.
— Наверное, здорово странствовать по всему миру. И эти приключения! — мечтательно закатила глаза Карли. — Тебе никогда не хотелось пойти по стопам родителей?
— Думаю, приключения мне рано надоели. Нужно обладать каким-то особенным характером, чтобы вести жизнь, подобную той, что ведут мои родители.
— То есть быть альтруистами? Думаю, такие люди просто молодцы.
— Да. Но у них сложная жизнь. Я же предпочитаю осесть на одном месте.
— Ты имеешь в виду дом Питера? — поинтересовался Итан.
— А что здесь такого? — пришел ей на помощь Дилан. — Кстати, что-нибудь слышно от страховщиков?
Эмили вздохнула.
— Они признали, что пожар возник потому, что кто-то бросил факел в окно студии. Вопрос в том, случайно это было сделано или нарочно.
— Значит, скоро ты получишь все выплаты.
— Надеюсь. Самое главное, что дом не выгорел полностью. Только часть. Но ее можно будет со временем восстановить.
— Хочешь, я займусь этим для тебя? — предложил Итан, когда все засобирались уходить. — Все-таки я не новичок в строительстве. Позвоню этому Тремейни и посмотрю, что можно сделать.
— Хорошая мысль. Итан настоящий бульдог в том, что касается ответов на вопросы.
Как будто Эмили не знала!
— Нет, я...
— О, перестань, Эмили, позволь Итану помочь тебе. Тогда и собаку не придется заводить.
— Собаки, кажется, стали завершающей темой вечера, — пробормотала Эмили.
— Гав, гав! — пролаял Итан, поразив метрдотеля у выхода.
Может, братья Вест не такие уж разные.
Дилан заставлял всех смеяться и по дороге к машине, когда Итан сообщил, что сначала завезут Карли. Весь путь Дилан нашептывал Эмили скользкие шутки, а Итан злобно поглядывал на них в зеркало заднего вида.
Возле дома Дилан, пошатываясь, пошел к своему «порше». Эмили бросилась за ним.
— Куда ты собрался?
— Я еду в город.
— Но ты же пил!
— Тогда ты отвези меня.
— Да я выпила больше твоего.
— Я хочу в ночной клуб.
— Дилан, но это глупо. Или ты просто решил надраться в баре и петь серенады под окнами Карли?
— Ха! — фыркнул Дилан.
— Если хочешь куда-то ехать, вызови такси. — Эмили развернула его в сторону дома.
— Нет, я, наверное, просто пойду спать. Ну что за стерва!
— Надеюсь, ты говоришь не обо мне.
— О жизни вообще и... о ней...
Эмили испытала симпатию по отношению к Карли. Не в первый раз. В конце концов, эта женщина не виновата в том, что Дилан оказался не готов предложить ей брак, хоть и любил ее. Эмили проводила Дилана в его комнату, надеясь, что его не посетит желание снова выйти и отправиться в бар.
Девушка взглянула на часы, прикинула, сколько времени может быть там, где сейчас находятся ее родители, и набрала номер, который ей дали в Красном Кресте. После нескольких гудков чей-то голос ответил на звонок.
— Мама? Мам, это ты?
В трубке раздалось шипение, потом тишина, потом снова шипение, а затем ясно и четко прозвучали несколько слов, прерываемых помехами.
— Эмили? Ты как раз вовремя... мы соскучились... папа передает привет... что случилось? Я ведь не забыла о твоем дне рождения, правда? — мама захихикала. Этот смех Эмили не слышала уже очень давно.
— До моего дня рождения еще полгода, мам. Как вы там?
Еще несколько минут они обменивались привычными фразами, но потом, поняв, что связь ухудшается, она торопливо рассказала матери о пожаре.
— Как плохо... хотелось бы... помочь... здесь абсолютный хаос... нужны деньги?
Где бы ни были родители, везде был абсолютный хаос. И Эмили прекрасно знала, что родители отдают почти все свои деньги нуждающимся.
— Нет, нет, я в порядке. Справляюсь. Но, мама, произошла забавная вещь...
Эмили вкратце рассказала о Питере Нэше и его истории, как и об удивительной теории, что она, Эмили, могла быть удочерена.
Девушка решила, что их разъединили, когда на том конце провода наступила тишина. Она уже хотела повесить трубку, когда вдруг снова услышала голос матери:
— О, дорогая... я хотела бы... увидеть тебя... Это все сложно, милая... мало смысла в твоем... и мы подумали... законно... удочерить... не совсем...
Слова совсем сливались в кашу, так что Эмили пришлось задать вопрос прямо в лоб:
— Мама, я тебя не слышу. Так меня удочерили или нет?
Раздалось шипение.
— Ты прерываешься, мам, — запаниковала девушка. — Скажи просто «да» или «нет». Это все, что мне нужно. «Да» или «нет»!
— Прости... позвоню... скоро... обещаю... мы все обсудим... да... ДА!
Эмили не знала, долго ли сидела в темной комнате, уставившись на телефонную трубку.
Ее удочерили? В горле застрял комок. Эмили сглотнула.
Нет. Не может быть. Ну, конечно же, нет. Почему же ей ничего не говорили? Ни когда она была ребенком, ни в восемнадцать... ни разу за все двадцать шесть лет жизни. Потому ли, что она была дочерью подростка-наркоманки? Но это неудивительно в наши дни,
В глазах свербило. Эмили посмотрела на часы. Прошло уже тридцать минут. Перезванивать матери уже поздно. Связь была плохая. Кто знает, когда удастся дозвониться снова. Оставалось только надеяться, что мама сама перезвонит, как только появится возможность.
Эмили разделась с выключенным светом. Она не могла позволить, чтобы кто-то, а особенно Итан, заметил, что она еще не спит. Он может подумать, будто Эмили ждет его. И он придет. И тогда, в пылу страсти, она признается, что влюблена в него. И что она внучка его дяди!
Девушка легла спать, но несколько раз просыпалась в холодном поту. Ей снова снился кошмар, преследующий ее в детстве. Словно она бежит за поездом, а тот уносится от нее вдаль все быстрее и быстрее. Эмили бежала и бежала за ним, стараясь догнать родителей, которых увозил от нее этот поезд, но в конце он всегда оставлял за собой клубы пыли и исчезал, а Эмили все стояла на рельсах с большими испуганными глазами и чувством всепожирающего одиночества внутри.
Ближе к рассвету, устав от бессонницы, Эмили встала с постели и пошла в студию. Там царил мир
