— Управлять буду я, — подходя, тихо, но настойчиво потребовал мистер Браун.
Последовала долгая пауза, и слышен был только гогот двух гусей, перекликавшихся вдали.
— На самом деле сопровождать меня просил Чарлз, — с вызовом сообщила Эйта.
— Неужели правда? — Мистер Браун передал поводья молодой кобылки в руки Майкла.
— Да. Пока именно я буду править лошадьми.
— Вот как? — с обманчивым спокойствием удивился мистер Браун. — Леди, мистер Раньер, оставьте нас, пожалуйста, на минутку. Нам с герцогиней надо переговорить.
Все стали медленно отступать назад.
— Нет, не стоит, — немедленно отреагировала Эйта. — Вы все должны остаться. Здесь нет ничего такого, что нельзя говорить в присутствии моих друзей. — Казалось, она не заметила, что Сара с Элизабет успели исчезнуть, по-видимому, направились гулять по одной из многочисленных тропинок в садах.
— Ладно, — согласился мистер Браун. — Тогда в присутствии твоих друзей я вынужден тебе напомнить, что ты дала обещание никогда больше не управлять экипажем.
— Нет, я обещала, что никогда не буду больше делать это одна.
— Не может быть.
— Все именно так, — раздраженно повторила Эйта.
— И это было после того, как ты едва не разбилась в Корнуолле, когда лошади в упряжке понесли? После чего фаэтон Куина превратился в щепки?
— Совершенно верно. Совсем как твой экипаж, когда ты оставил мою любимую девочку умирать в проклятой снежной вьюге в Йоркшире.
Грейс, прочистив горло, решила вмешаться.
— Нет, графиня, вас это не касается, — успокоил ее мистер Браун и вновь посмотрел на Эйту.
Грейс поймала взгляд Майкла и кивнула в сторону маленькой куполообразной и причудливо украшенной беседки в нескольких шагах от того места, где они стояли. Майкл понял ее знак, и они медленным, очень медленным шагом удалились от ссорившейся пары. Хотя расстояние все равно оказалось не таким далеким, чтобы не слышать разговора на повышенных тонах.
— Неужели именно в этом кроется причина твоего плохого настроения и поведения в последний месяц? — Мистер Браун пристально смотрел на миниатюрную герцогиню. — И вот почему в тебе вспыхнул неожиданный интерес к мистеру Бофору? А я так близко к сердцу принял твое письмо. Я подумал, что ты слишком стеснительная или гордая, чтобы признать свои чувства, когда снова увидел тебя. В своем письме ты написала, что могла бы изменить…
— Я написала, что не прощу тебя, если ты не вернешь мне Грейс, — перебила его Эйта.
— Действительно, написала. — Мистер Браун вздернул подбородок, прикрыв глаза. — Ты всегда будешь искать причины, чтобы не простить меня за то, что тогда, много лет назад, я тебя не встретил, да? Было бы честнее, если бы ты просто закрыла этот вопрос и признала, что не можешь забыть или простить, и не будешь это делать, Мерседитас. Ой, я дурак!..
— Сейчас не время… Ах, вот и Бофор, — тряхнула седыми кудряшками Эйта, помахав показавшемуся вдали джентльмену верхом на лошади.
— Пойдем со мной, — прошептал Майкл, и Грейс почувствовала, что его губы почти коснулись ее уха. — Пожалуйста. Теперь — наш шанс.
Грейс не хотела идти. Правда, не хотела. Но точно так же она не хотела больше быть свидетелем жесткой стычки между Эйтой и мистером Брауном. Поэтому она кивнула.
Грейс медленно пошла впереди Майкла в сторону просвета на другой стороне высокой, находящейся в идеальном порядке самшитовой изгороди, пока Майкл забирал другую лошадь. Они уже скрылись из виду, до них не доносилось ни единого слова, когда Грейс наконец остановилась.
— Послушай, я помню, что согласилась ездить верхом, но, по правде говоря, разыгрывать этот фарс нет никакой необходимости. Я знаю, что ты просто хочешь поговорить со мной о чем-то. Поэтому говори, и я вернусь к себе на Портмен-сквер, а ты можешь отправляться своей дорогой. Я даже не стану требовать, чтобы ты просил прощения за свои глупые слова в Йоркшире. Я понимаю, что это была неловкая ситуация. Ты хотел, чтобы я положила конец тому, что между нами произошло, а я оказалась не готова отпустить тебя. И поэтому ты, как джентльмен, использовал гордость в качестве инструмента, чтобы не увязнуть в этом. Люк или Куин ударили тебя и, очевидно, оскорбили, и… Ты смеешься надо мной?
— Конечно, нет, дорогая моя.
Ты все-таки смеешься надо мной.
— Как я смею смеяться над женщиной, у которой хватает мужества простить меня за что-то, за что мне даже унижаться не пришлось? Ты даже избавила меня от необходимости придумывать оправдания.
— Мистер Раньер, большинство женщин вынуждены брать на себя такую обязанность, поскольку мало кто из мужчин когда-нибудь тактично признает свою вину. О, кстати, я вас не простила.
— Мне очень хочется признаться, что я вел себя по отношению к тебе отвратительно. Этому нет оправдания.
Грейс не знала, что сказать перед лицом такого откровенного признания собственной вины.
— Это все осложняет, — обронила она.
— Но почему?
— Потому что я собиралась ругаться с тобой намного дольше.
— Ты всегда так тараторишь, — хохотнул Майкл, — или просто стараешься избежать посадки на эту лошадь? Знаешь, возможно, тебе понравится кататься на ней.
По правде говоря, Грейс лучше перенесла бы еще одну расторгнутую помолвку. Но она, конечно, тоже предпримет что-нибудь, чтобы избежать признания в этом.
— Здесь нет подставки, чтобы мне сесть на нее, — сказала она, дрожа всем телом, несмотря на необычно теплый зимний день.
— Ты замерзла? — Лицо Майкла стало серьезным. — Возьми мое пальто.
— Нет. Со мной все в порядке, если не считать того, что ты упорно решил накликать беду в мою жизнь, и не важно, в Йоркшире мы или в Лондоне.
На лице Майкла появилась улыбка, и он подошел к лошади ближе. Подхватив Грейс за талию, он посмотрел на ее лицо, прикрытое вуалью.
— Готова? — пробормотал он.
Грейс не дышала, разрываясь на части между силой его рук и своим безрассудным страхом, который преследовал ее почти всю жизнь. Онемевшими пальцами она дотянулась до передней части бокового седла, и тут Майкл поднял и посадил ее. Грейс замерла, ноги запутались ниже рожка [6].
— Я бы предпочел, чтобы ты ехала верхом, — сказал Майкл, сосредоточив все свое внимание на том, чтобы поставить ногу Грейс в стремя. — Я всегда думал, что так гораздо безопаснее. Но это нам еще предстоит.
Грейс, словно мертвая, неподвижно сидела в седле, не в состоянии двигаться, не в состоянии говорить. Она ждала, что вот-вот произойдет страшная катастрофа.
— Грейс? Эй… Эй! Вот сюда, давай я помогу тебе.
Майкл перекинул ее ногу через рожок. А может, и нет.
На самом деле Грейс ничего не чувствовала. Единственное, что она видела, были уши лошади, чуть опущенные и развернутые в стороны. Грейс вдруг четко представила, что будет дальше. Лошадь понесет раньше, чем она успеет подхватить поводья, и потом все станет гораздо хуже. Гораздо.
— Грейс, посмотри на меня, — как будто через пелену тумана проник в ее мозг строгий голос Майкла.
Грейс, словно каменная, ничего не видя перед собой, повернулась на его голос.
Без всякого предупреждения ее сняли с этого проклятого седла, и она опять почувствовала твердую почву под ногами, и Майкл прижимал ее к себе.
— Господи, я не должен был заставлять тебя делать это. — Он еще крепче прижал ее. — Грейс, я не должен был говорить тебе те слова, что сказал в Бринлоу. Я не должен был вмешиваться, только все испортил, понизив голос, добавил он.
Его слова пробились сквозь затуманенное сознание Грейс, и она почувствовала, как ее медленно, но
