— А зачем ты…
Он засмеялся не без горечи.
— Ах, Элизабет! Не слишком ли много кошмаров для одного дня?
— Кто это сделал?
Глава 13
Роуленд вел сам с собой мысленные дебаты, пока она что-то бормотала об этом чертовом клейме. О, он знал, что он сделает. Он знал, что сделает, когда самая храбрая из всех известных ему женщин рисковала собственной шеей, чтобы выиграть пять тысяч фунтов и спасти его никчемную шкуру.
— Элизабет… довольно. Мне нужно рассказать тебе, что я придумал.
— Сначала ты расскажешь мне, каким образом ты приобрел это клеймо.
Он покачал головой:
— Да ничего интересного.
— Я слушаю.
Он поиграл маленьким локоном на подушке.
— Все мальчишки и мужчины ссорятся, будь они джентльмены или простолюдины. Однажды я проиграл — немного не хватило сил. Наказанием стало это грубое клеймо.
— Это чей-то инициал?
— Нет. — Он произнес это медленно и тихо. — Разве ты не догадываешься? — Видя, что она продолжает недоуменно смотреть на него, он закончил: — «Б» означает «бастард», Элизабет, чтобы я не забыл.
Она медленно приподнялась и прижалась щекой к его спине. Затем, дотянувшись, поцеловала татуировку, словно мать, старающаяся облегчить боль сыну.
Он сглотнул.
— Ты едешь во Францию. Джошуа отвезет тебя на берег с первыми проблесками зари.
— Во Францию? — Она резко поднялась.
Он вдруг почувствовал себя развратником, разглядывая эту красивую голую женщину.
— Да. Это единственный способ.
— О чем ты говоришь?
— Конечно, ты никогда не сможешь вернуться в Англию. Но разве это такая уж большая цена за то, чтобы избавиться от Пимма? — Роуленд не добавил, что этот способ позволит отсечь ее и от безумия быть вместе с ним.
— Но тогда он предаст гласности содержание тех французских писем.
— И французы поклонятся тебе в ноги — и защитят своих. Поскольку твоя мать была француженкой, ты можешь переменить гражданство, отказаться от британского.
— Но… у меня ничего не будет… Я едва говорю на их языке. Я никогда не увижу… он не дал ей закончить, ему было трудно смотреть на выражение ее лица.
— Ты получишь часть выигрыша от забега, этого хватит чтобы устроиться.
— Но ты сам нуждаешься в деньгах. По всей видимости, тебе требуется гораздо больше того.
Он солгал без малейшего колебания:
— Нет. У меня есть контракт с кавалерией. В настоящий момент мне нужно всего лишь около тысячи.
Она посмотрела на него с сомнением.
— Я передам тебе еще чуть позже. Если это понадобится. — Он не знал, каким образом добудет эти деньги, но если потребуется, он продаст душу дьяволу. Он всегда сможет вернуться к ложам герцогинь, маркиз и графинь, которые искали его ласк и пополняли его карман. К тому, от чего он клятвенно отказался. — А твои французские родственники, вероятно, примут тебя.
Она покачала головой.
— Думаю, ты не до конца все понимаешь. Ты совсем не знаешь меня. Я не жду от них теплого приема… и мой дядя может быть не в милости. Его дивизия…
— И все же ты должна попробовать.
— Нет. Пока нет. Я не готова сдаться. До этого я пребывала на нижней точке отчаяния. Сейчас все- таки есть шанс, что я найду выход из этой ситуации.
Он покачал головой.
— Каждый день все теснее связывает тебя с Пиммом. Ты должна уйти, пока еще в состоянии. — Он машинально поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки.
И от этого движения лента, что связывала их руки, соскочила с его запястья. И осталась бесполезно болтаться на ее запястье.
Она задремала не более чем минут на двадцать. Он баюкал ее в своих объятиях, прикасался к ней, гладил ее с таким благоговением, что она замирала. Она прижималась к нему, снова и снова тихонько произносила его имя, и он был счастлив от ее слов и нежных поцелуев.
Однако время неумолимо шло вперед, и заря нарушила их убежище.
Едва раздался легкий стук в дверь, Элизабет сразу же проснулась.
Роуленд пытался справиться со своими брюками, а она закутаюсь в одеяло.
Она узнала приглушенный голос горничной которая прислуживала ей накануне.
— Мисс? Вечером вдовствующая герцогиня просила меня принести вам поднос и воды для ванны.
— Спасибо, Мари. Я буду очень благодарна, если ты оставишь это за дверью.
Голос горничной стал еще глуше.
— Ее светлость просила передать, что поднимется к вам. Когда голос горничной стих, Роуленд внес еду и несколько ведер с горячей водой.
— Откуда она знает, что ты здесь?
— Знает только Эйта. Я сказала ей, что хочу провести последнюю ночь здесь, поскольку Пимм… иногда стучится в мою дверь и приносит подарки. Это раздражает и нервирует меня.
Он покачал головой.
— Ты в самом деле не любишь подарки? Ты предаешь свой пол.
Элизабет улыбнулась. Платье, и рубашка находились вне пределов ее досягаемости, и она схватила большую белую льняную рубашку Роуленда и натянула ее на себя, пока он нес поднос к кровати.
— Эта рубашка хорошо смотрится на тебе, — пробормотал он.
— Когда я была маленькая, папа уезжал на войну, и я иногда тайком надевала на ночь его рубашку.
— Где ты жила? — Расставляя чашки и блюдца, он поднял голову.
— В Портсмуте. Меня отправили к тете. — Элизабет слегка поколебалась. — Мы с ней не очень ладили. Нельзя сказать, что я не заслуживала порицания. Моим лучшим другом был сын рыбака, который мечтал поступить в Королевский флот. Мы постоянно попадали в переделки, и я всегда была в немилости за то, что не дружу с детьми более благородного происхождения. — Она вздохнула.
Он улыбнулся, продолжая наливать в фарфоровую чашку молоко, а затем чай.
— И, стало быть, твой отец в один прекрасный день спас тебя от своей тиранки сестры?
— Нет. Он очень долгое время питал надежду на то, что я все же превращусь в благовоспитанную молодую леди. Мне было четырнадцать, когда меня отдали в школу в Хартфордшире, это был пансион.
— Значит, это там ты научилась травить джентльменов чаем и скакать словно привидение?
— Отчасти.
Он вскинул бровь.
— Я подружилась с кухаркой, немолодой женщиной из Франции, которая научила меня готовить, она охраняла меня от постоянных нотаций и наказаний директрисы. — Она поднесла дымящуюся чашку к губам и вдохнула приятный аромат. Это помогло ей произнести слова, которые она никогда не осмеливалась сказать раньше: — Именно школа стала тем местом, где я узнала, что леди из меня не выйдет.
