Он ждал продолжения.
Элизабет поспешила заполнить паузу:
— Я поняла, что меня нельзя научить играть на музыкальных инструментах, петь, вышивать, рисовать. Я была не способна к математике. Единственное, чему я научилась, — это танцевать, ну и читать книги по истории, от которых я получала большое удовольствие, и…
— Да?
— И готические романы.
— Ну да, конечно, — сказал он, снова не в силах сдержать улыбку.
— В шестнадцать лет я решила убежать. Мой отец знал меня достаточно, чтобы понимать, что я выполню свое обещание.
— Умный мужчина.
Он как-то сумел не произнести банальностей, призванных ее успокоить, и это помогло Элизе понять, насколько пустяковыми были ее детские проблемы. Перед ней сейчас сидел человек, который перенес страшные испытания и страдания.
— Отец прекратил всякие попытки обуздать мою слишком уж буйную энергию, как говорила директриса, и позволил приехать к нему в Лондон. Когда началась война на Пиренейском полуострове и я настояла на том, чтобы отправиться с ним, он не слишком сопротивлялся.
— И сколько времени ты находилась с ним?
— Пять лет.
— Сколько тебе лет, Элизабет?
— Слишком много, чтобы охотно сообщать об этом. — Она неловко рассмеялась, затем взяла кусочек тоста и намазала его маслом, прежде чем, положить сверху порцию абрикосового джема. — Если разделишь со мной этот тост, то, возможно, сможешь выведать мой возраст.
Он быстро поднялся, чтобы встать у нее за спиной. Его щетина слегка царапнула кожу на ее шее. Она слишком поздно поняла его намерения.
— У меня есть другой метод узнать у тебя возраст, — прошептал он. Его пальцы оказались рядом с ее бедрами.
— Роуленд, — сказала она, — почему ты отказываешь себе во всем? — Она повернулась к нему.
Он опустил руки.
— Я не стану больше играть в эту игру, — сказала она. — Скажи, это как-то связано с Мэри?
Он вздрогнул.
— Кто сказал тебе о Мэри?
— Я слышала, ты во сне произносил ее имя. Я подумала, что ты видишь сон. Ты любил ее? Или она любила тебя? — Элизабет пыталась говорить как можно спокойнее, несмотря на участившееся сердцебиение.
— Да, — произнес он со вздохом. — Но я не заслужил ее преданности.
Элизабет ждала, испытывая от его признания нарастающую боль.
Его голос был настолько тих, что она едва разобрала его слова.
— Это моя сестра. Она была на два года младше меня.
— Твоя сестра? Но я думала, что у тебя были только братья.
— Элизабет, — сказал он, — довольно.
В глубинах его глаз чувствовалась такая боль, что она не смогла заставить его говорить.
— Мне двадцать восемь, — сказал она. — А тебе?
— Я слишком стар для тебя.
Она всегда полагала, что он гораздо старше ее. Определенно под сорок.
— Так сколько же?
— Тридцать восемь.
Она улыбнулась:
— Ты в расцвете жизни. — Она взяла забытый кусок тоста и осторожно поднесла к его рту.
С мучительным выражением на лице он откусил.
Она понимала, что он сделал это, чтобы остановить ее расспросы.
Она налила ему чаю и стала смотреть, как он его пьет. Он отмахнулся от ее предложения долить еще. В его глазах она прочитала желание.
— Сколько еще времени до того, как эта старая карга начнет тебя разыскивать?
— Она никогда не поднимается раньше полудня, — шепотом ответила Элизабет.
— Тогда у нас еще есть время.
— Для чего? — сдерживая дыхание, спросила она.
— Для твоей ванны. — Он кивнул в сторону медной ванны в углу и ведер с горячей водой, которые занес в комнату.
С появлением дневного света к Элизе вернулась робость и застенчивость, и она покраснела, когда он настоял на том, чтобы поухаживать за ней, помыть ей спину и плечи. Она выхватила из его рук тряпку, когда он попытался помыть ей груди.
Когда она поднялась из воды, он занял ее место и быстро намылил и потер свое крупное тело. Она собиралась одеться, но он оказался рядом и прижал к себе.
— Нет, — прошептал он. — Еще нет.
Она почти растворилась в его объятиях. Да, она питала надежду, но была уверена, что этого не произойдет.
Он отнял у нее полотенце, отбросил его и шепнул ей на ухо:
— Ты забыла про десерт. А ведь ты единственный человек, который настаивает на нем.
От этих соблазнительных слов она почувствовала трепет.
— Десерт?
— Земляничная глупышка, — пояснил он, и она почувствовала, что он улыбается.
— Что ты имеешь в виду? У нас нет заварного крема, есть только тарелка…
Раньше чем она успела договорить, он схватил с подноса тарелку с земляникой и подтолкнул Элизабет к кровати, держа руки таким образом, чтобы она не смогла убежать. А спустя несколько мгновений она оказалась лежащей на кровати.
Она посмотрела в его потемневшее от страсти лицо, обрамленное влажными черными волосами.
— Позволь мне угадать, — смущенно сказала она. — Вот это земляника, а я и есть глупышка?
— Ты очень сообразительная, — пробормотал он и стал выкладывать ягоды на ее тело. Затем пристроил маленькую земляничинку на маковку ее груди и тут же накрыл ее губами.
Элиза застонала, когда он стал пощипывать ягоду, а затем и ее нежную плоть. Его руки сжали ей бедра, когда она попыталась пошевелиться.
— Нет-нет — зашептал он, — не шевелись.
Тем временем ягоды одна за другой исчезали от этого дерзкого набега, его голова опускалась все ниже, он был всецело поглощен своим делом. Ее ладони беспокойно скользили по постельному белью.
А затем, раньше чем она успела догадаться о его намерениях, его голова опустилась гораздо ниже последней ягоды. Элиза оцепенела, издав невнятный горловой звук.
— Как вкусно! — мурлыкал он, раздвигая ей бедра. Он мурлыкал и бормотал, словно дикое, красивое, хищное животное.
И хотя он не давал ее бедрам ни малейшего шанса вырваться из плена, он был удивительно деликатен и нежен в своих действиях.
И ее застенчивость очень скоро улетучилась. Было не важно, что он делает. Она хотела большего. Хотела быть с ним еще и еще.
Ее страсть возрастала при каждом движении его губ, рта, ладоней. Элиза возносилась все выше и выше, к некой таинственной возвышенной цели. Она ощутила себя в полете… но все было совсем иначе, чем ночью, когда он был внутри ее. Сейчас она была одна. И его последующий отказ позволить ей удовлетворить его очевидное желание, она ощутила как наказание, которое он был настроен понести и которое было явно незаслуженным.
Он ушел от нее с большой неохотой. И только лишь после того, как вырвал у нее обещание, что она
