осмотру, чтобы установить причину смерти?
— Si, синьор. Их отвезли в Катандзаро и там, как мне говорили, разрезали. Как это называется — аути, аута…
— Аутопсия, — подсказал Фредрик. — Вскрытие. И не нашли ничего подозрительного?
— Nulla,[15] они просто умерли, и все тут.
До часа дня оставалось несколько минут. Фредрик спускался, насвистывая, вниз по дороге к пристани. Воздух был насыщен ароматами окаймляющих дорогу олив и виноградников. Над кустарником порхали большие оранжевые бабочки. В руке он держал только что купленную лубяную корзинку. В корзинке лежали бутылка вина из района Кьянти, две благоухающих головки сыра, баранья колбаса — до того свежая, по словам лавочника, что разве что не блеяла. А еще — теплый хлеб свежей выпечки и фрукты.
Вокруг пристани царила идиллическая атмосфера. К югу простиралась уютная бухта с кристально чистой водой, на севере возвышались скалы. Несколько лодок качались на волнах, пахло морем и водорослями. Как и положено.
И ни одного человека. Фредрик уже знал, что для рыбаков Средиземноморья наступили не лучшие времена.
На прилегающей к пристани лужайке паслись две козы; еще несколько коз лежали в тени под оливами, пережевывая жвачку. Было очень жарко.
Фредрик поставил корзину под одним деревом, снял рубашку, подвернул штанины. И пошел побродить на мелководье. Вокруг ног его сновали мелкие рыбешки. Он подобрал раковину морского ежа.
Тут он увидел ее.
Женевьева стояла на пристани босиком, в легком белом хлопчатобумажном платье. Он помахал ей, она помахала в ответ. Подойдя к пристани, он хотел обрызгать ее водой, но она отступила, улыбаясь.
Они сели в тени под оливами, прижимаясь друг к другу.
Некому было их видеть. Они купались нагишом. Потом зашли в глубь оливковой рощи, взяв с собой корзину с припасами. Пили вино. Чокались и смеялись. Часа через два, когда страсти поостыли и улетучился легкий хмель, он обратил внимание на серьезное выражение ее лица. Спросил:
— Ты о чем-то думаешь, любимая.
— Мне рассказали. — Она посмотрела на него. — Это ужасно. Синьор Лоппо умер. Он часто заходил в клинику. По вечерам они с доктором Витолло сидели вместе за бокалом кампари. Мы все горюем. Доктор Витолло советует мне уезжать. Завтра. Говорит, что я здорова и что он зафиксировал все нужные данные о моем заболевании. Настаивает, чтобы я уезжала как можно скорее. Здесь происходят такие ужасы, все связано с Офанесом, только клиники не коснулось…
— Я слушаю, — прошептал Фредрик, ожидая, что еще она скажет.
Однако Женевьева не стала продолжать, а выхватила из своей сумки газету, бросила ее Фредрику и отвернулась.
Он развернул газету, свежий номер «Ла Стампа». На первой странице увидел под большим заголовком фотографии разбитого автомобиля. Заголовок гласил: «ЗНАМЕНИТЫЙ ПРОФЕССОР УБИТ БОМБОЙ, ЗАЛОЖЕННОЙ В МАШИНУ».
Ниже снимка Фредрик прочел имя Донато д'Анджело.
6. Фредрик Дрюм видит, как по песку сердито топает французская ножка, слышит рассказ о сосуде с кровью и ощущает сладковатый запах, источаемый «священником»
Долго он сидел, будто парализованный. Наконец встал, опустился на берег, поднял камень и метнул его вдаль. Его взгляд стал жестким; он весь похолодел, словно кровь в сосудах заменил эфир. Воздух кругом, легкая мгла над морем, небо над ним призывали к действию, и зов этот заглушал все прочее, требуя ответа.
— Фредрик? — Женевьева подошла сзади и осторожно обняла его одной рукой.
Он повернулся. Тепло ее взгляда было бессильно одолеть владевший им холод.
— Уедем, — сказала она. — Подыщем уютную гостиницу на севере страны, в итальянской Ривьере, поживем там вместе неделю? Оттуда проводишь меня в Сент-Эмильон, а затем я через несколько недель приеду к тебе в Норвегию?
Он положил ей ладони на плечи. Подумал, наконец сказал:
— Хорошо, Женевьева. Но сперва дай мне два дня, мне нужно два дня для дешифровки одного кода. Это важно. Отцы и матери потеряли сыновей. Дети остались без отца. Мрачная тень висит над Офанесом. Есть тайна, которую я, возможно, сумею раскрыть, я получил задание, профессор д'Анджело положился на меня. Теперь он тоже мертв, и я не могу изменить, не могу,
Она сверкнула глазами, рывком отступила назад.
— Фредрик Дрим, — сказала она; «ю» то и дело превращалось у нее в «и». — Я думала, ты приехал сюда навестить
Она сердито топнула по сырому песку.
— Женевьева, дорогая, я… — Он остановился: как ей объяснишь?
— Что — «я»? — Она явно была на грани взрыва.
— Я ехал к
Она долго смотрела на него, побледнев. Ее глаза наполнились слезами.
— Я так боюсь, — прошептала Женевьева. — Боюсь, что ты тоже умрешь. Я люблю тебя, Фредрик, но я помню, что случилось в Сент-Эмильоне три года назад. Там тебе
— Ты никогда меня не потеряешь. — Он старался говорить убедительно. — Вот увидишь. Два дня. И все будет кончено.
Она помолчала, глядя вдаль над морем. Наконец взяла его руку, мягко пожала и произнесла:
— Два дня. Сегодня четверг. Завтра утром я уеду в Кротоне, там есть хорошая гостиница. Ты приезжаешь в субботу, и если не появишься до восьми вечера целый и невредимый, можешь вообще больше не показываться. Понял —
Фредрик кивнул. Он понял, что она говорит совершенно серьезно. Женевьева Бриссо обрела свое былое «я», и его это даже радовало. Конец безволию и слабости, она может сверкать глазами и вскидывать голову, демонстрируя свою южнофранцузскую гордость.
Вечером, после захода солнца, они сидели вместе в кафе синьора Ратти. Фредрик рассказал ей про «Кодекс Офанес», и она слушала очень внимательно. Он осторожно спросил, не довелось ли ей за то время, что она тут находилась, слышать или видеть что-нибудь, что могло быть связано с загадкой, которую он вознамерился решить.
Женевьева покачала головой.
— Я ничего не слышала и не видела, только ощущала — что-то не ладно; с тех пор, как нашли мертвыми тех двух мальчиков, в Офанесе царит нехорошее настроение. Но тебе стоит поговорить с доктором Витолло, может быть, он чем-то поможет. Правда, расскажи ему все, чтобы мне было спокойнее? Во всяком случае, ты будешь уже не один. Он стремится только к тому, чтобы ничто не мешало его процедурам, и я уверена… — Она остановилась.
Фредрик не стал нарушать ход ее мыслей.
— Уверена, — продолжала она тихо, — что он обладает нужной силой, чтобы защитить тебя от неприятностей.