После дождя вновь вернулось лето: дул несильный, устойчивый ветер – трамонтана, несший с собой теплый, прозрачный воздух, море искрилось. Огни Барселоны горели необыкновенно ярко, а над средней частью города повисло светящееся облако. На этом фоне с затемненного шлюпа были отчетливо видны канонерки, охранявшие подходы к порту. Они выдвинулись в море дальше обыкновенного и, очевидно, были наготове.
«Как только они двинутся нам навстречу, – размышлял Джек, – мы поставим брамсели, возьмем курс на оранжевый маяк, затем, в последний момент, приведемся к ветру и пройдем между обоими маяками на северном конце линии». Сердце у него билось размеренно, ровно, только несколько учащеннее обычного. Стивен выпустил у него десять унций крови, и, как ему показалось, от этого он почувствовал себя лучше. Голова работала ясно и четко.
Над морем появился рог луны. Раздался выстрел с канонерки – звучный, гулкий, похожий на лай старой одинокой гончей.
– Сигнал, мистер Эллис, – произнес Джек, и над морем взвилась голубая ракета, которая должна была ввести неприятеля в заблуждение. В ответ испанцы стали подавать сигналы, разноцветные огни, затем снова раздался выстрел с канонерки, на этот раз гораздо правее. – Брамсели! – скомандовал Джек. – Джеффрис, держите на тот оранжевый знак.
Зрелище было великолепное: «Софи» мчалась на всех парусах. Командир ее был готов ко всему, уверен в своих силах – одним словом, счастлив. Правда, вопреки его планам, канонерки сменили тактику. То одна из них разворачивалась к нему и производила выстрел, то другая. Однако в целом они отступали к берегу. Чтобы раздразнить их, шлюп рыскнул к ветру и дал бортовой залп по их скоплению. Судя по слышным издали воплям, небезуспешно. Однако неприятель продолжал отходить.
– Черт бы их побрал, – сказал Джек Обри. – Они пытаются заманить нас в ловушку. Мистер Диллон, прикажите ставить трисель и стаксели. Атакуем канонерку, выдвинувшуюся дальше всех остальных.
«Софи» быстро произвела поворот, в результате чего ветер задул с траверза. Черная, как шелк, вода плескала в орудийные порты: шлюп мчался к ближайшей канонерке. Но теперь и статисты показали, какую роль, при желании, они могут исполнить на этой сцене. Все канонерки разом повернулись и открыли беглый продольный огонь, в то время как предполагаемая жертва шлюпа курсом бакштаг стала удаляться от «Софи», незащищенная корма которой оказалась обращенной к неприятелю. От тридцатишестифунтового ядра, скользнувшего по корпусу, содрогнулся весь шлюп. Второе ядро пролетело вдоль судна чуть выше уровня головы. Два аккуратно перебитых бакштага хлестнули Бабинггона, Пуллингса и матроса на штурвале, сбив их с ног. В тот момент, когда Диллон кинулся к рулю, его ударило тяжелым блоком.
– Войдем в лавировку, мистер Диллон, – произнес Джек, и через несколько мгновений шлюп стал носом к ветру.
Привычные к работе в любых условиях, матросы действовали как один живой организм, но когда их освещали выстрелы канонерок, казалось, что это куклы, которых дергают за веревочки. Сразу после команды «травить наветренные и выбирать подветренные фока – брасы» послышались последовавшие один за другим шесть выстрелов. Джек увидел действия морских пехотинцев, которые как заведенные работали с гротом. С одинаково сосредоточенными лицами они старались изо всех сил.
– Идем круто к ветру, сэр? – спросил лейтенант.
– На один румб спуститься, – отозвался Джек Обри. – Но потихоньку, полегоньку – посмотрим, не удастся ли нам обмануть их. Опустите грот-марсель-рей на пару футов и ослабьте правый топенант. Сделаем вид, будто получили повреждение. Мистер Уотт, брамсель – бакштаги – наша главная забота.
Шлюп отступил на столько же миль, насколько приблизился к берегу, чиня, сплеснивая такелаж. Канонерки, преследовавшие шлюп, продолжали обстреливать его. Старая луна, находившаяся по левому борту, наблюдала за происходящим со своим обычным равнодушием.
Хотя особого воодушевления у преследователей не наблюдалось, однако вскоре после того, как Диллон доложил об окончании важнейших ремонтных работ, Джек Обри произнес:
– Если мы развернемся и мигом поставим паруса, то, думаю, сможем отрезать от земли этих ребят с их дальнобойными погремушками.
– По местам стоять! – скомандовал Диллон. Засвистал в свою дудку боцман, и Айзек Айзекс, бежавший к своему посту возле грот-марсель – булиня, с глубоким удовлетворением сообщил Джону Лейки:
– Сейчас мы отрежем этих стопудовых береговых крыс от суши.
Так, возможно, и случилось бы, если бы шальное ядро не ударило в фор – марсель-рей «Софи». Парус удалось спасти, но скорость шлюпа тотчас уменьшилась, и канонерки стали уходить, пока не оказались в безопасности за молом.
– Ну вот, мистер Эллис, – произнес Диллон, увидев при свете зари, как пострадал ночью такелаж шлюпа. – Вам предоставляется великолепная возможность попрактиковаться в своем будущем ремесле. Думаю, вам хватит хлопот до самого заката, а то и позже. Сможете заниматься сплесниванием, соединением концов и клетневанием столько, сколько вам заблагорассудится.
У лейтенанта было особенно веселое настроение, и время от времени, расхаживая по палубе, он добродушно мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
Пришлось поднимать новый рей, штопать в парусах дыры от ядер, заново крепить снасти: порвав такелаж, ядра ни разу не задели рангоута, что удивило бывалых моряков. Такое событие стоило занести в шканечный журнал. «Софи» нежилась в лучах солнечного дня, приводя себя в порядок. Моряки трудились как пчелы – внимательные, готовые в любой миг вновь взяться за оружие. На борту шлюпа царила своеобразная атмосфера: матросы прекрасно понимали, что очень скоро им снова предстоит работа; возможно, это будет рейд на побережье, возможно, абордажная схватка. На их настроение влияло многое: захват призов накануне и во вторник (все были того мнения, что каждому полагалось на четырнадцать гиней больше, чем в обычном плавании); мрачное настроение капитана; их твердая уверенность в том, что он получает сведения от частных лиц о перемещениях испанских судов; а также внезапный приступ легкомысленного веселья у лейтенанта Диллона. Он обнаружил, что Майкл и Джозеф Келли, Мэтью Джонсон и Джон Мелсом исподтишка мародерствуют в твиндеках «Фелипе V», что являлось серьезным преступлением, за которое виновным грозил трибунал (хотя на практике было принято смотреть сквозь пальцы на кражу имущества, находящегося на палубе приза). В глазах лейтенанта это был особо отвратительный проступок, он называл его «мерзкими каперскими ухватками», однако на виновных не доносил. Матросы с опаской поглядывали на него из-за мачт, рангоутных дерев, шлюпок, как и их проворовавшиеся товарищи, поскольку у многих на «Софи» было рыльце в пуху. В результате на борту царила странная – напряженная и в то же время веселая – атмосфера, к которой примешивалась некоторая тревога.
