открыл дверь, чтобы уйти.
Майкл загадочно улыбнулся в ответ, поплотнее натягивая шляпу на лоб.
— Спасибо, Эм.
Улыбка исчезла, когда он отвернулся, озадаченно качая головой.
Четыре часа спустя Эмма сидела на скамье у очага и вскакивала, чтобы выглянуть в окно, всякий раз как на улице раздавался какой-нибудь шум. Ясный день угас, уступая место сумеркам, и на короткое время пробился мягкий вечерний луч, последний перед наступлением темноты, Эмма зажгла керосиновую лампу.
— Снег теперь повалил уже всерьез, заглушая одни звуки и усиливая другие.
Наконец дверь открылась. Лицо Майкла раскраснелось от жгучего мороза, и он замер на пороге, увидев, что она поднимается с места, чтобы помочь ему снять пальто.
— Ты еще не легла?
Эмма скучала по нему. За короткое время его отсутствия она так соскучилась, что это причиняло почти физическую боль. Он находился всего в нескольких ярдах от их дома, но от того, что она его просто снова видела, у нее захватило дух.
— Я попыталась испечь немного маисового хлеба в твое отсутствие — Она повесила его пальто и шляпу на вешалку.
— Неужели?
Эмма кивнула.
— Я его сожгла, Майкл. — Она грустно указала на стол, где на тарелке все еще дымился почерневший хлеб.
Его взгляд проследил за ее рукой, а она в это время не спускала глаз с его лица. Уголок его рта дернулся, а на щеках появились два углубления — ямочки: он старался подавить смех.
Ямочки. Эмма никогда бы не подумала, что у него могут быть ямочки, но почему-то их вид привел ее в восторг. Она инстинктивно поняла, что эти ямочки не появлялись уже очень давно.
— Ну, Эм. Он выглядит очень аппетитно. Избегая ее взгляда, Майкл протянул руку и отломил кусочек. Хлеб рассыпался на горелые крошки, но Майкл без промедления сунул их в рот. Эмма отчетливо поняла, что если бы он давал себе время задумываться над своими действиями, то потерял бы мужество.
Пока Майкл жевал, выражение его лица оставалось бесстрастным.
— Ммм. — Он кивнул, делая героическое усилие, чтобы проглотить. Эмма бросилась к раковине и налила ему воды в кружку. Днем ей потребовалось полчаса, чтобы накачать воды в глиняный кувшин. Сейчас на ней уже образовалась корочка льда.
— Вот, Майкл.
Он с благодарностью принял воду.
— Ну, как тебе?
Выпив полную кружку, он посмотрел на нее, выражение его лица снова стало серьезным. В уголках рта застряли черные крошки.
— Думаю, нужно немного посолить, — серьезно ответил он. Эмма хлопнула в ладоши и начала так смеяться, что на глаза навернулись слезы.
— Ох, Майкл! Это было ужасно, мне показалось, я весь дом сожгла, столько дыму было!
Вместо того чтобы присоединиться к ее веселью или хотя бы улыбнуться, он просто стоял и смотрел. Потом медленно поднял руку и неуверенным жестом вытер слезинку с ее щеки.
— Эм, — его голос ласкал ее, — я так давно не слышал твоего смеха, очень давно.
Улыбка исчезла с ее лица. Чувство раскаяния охватило Эмму, когда она увидела выражение его лица, настороженное и все же полное нежности. Она подняла руку и прикоснулась к его плечу, ощущая силу и тепло его тела.
Майкл замер, боясь пошевелиться.
— Мне очень жаль, — прошептала она. Он стоял так неподвижно, что, казалось, даже не дышал. Потом сглотнул, и в его глазах промелькнула темная тень.
Эмма не отняла руку от его плеча, наслаждаясь прикосновением и наблюдая за его лицом.
— Пожалуйста, прости меня.
Майкл тотчас же обхватил ее руками, его губы коснулись ее виска. Он прижимал ее к себе с такой яростной страстью, что она чувствовала все его тело, большое и сильное. Вдруг ее ноги оторвались от пола — Майкл держал ее на руках.
Эмма никогда еще не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, в объятиях его рук.
— Я дома, — прошептала она, к собственному удивлению. — Боже мой, Майкл, я пришла домой.
Он опустил ее и слегка отстранил от себя, чтобы вглядеться в ее лицо, прочесть на нем ее чувства. Затем его рот накрыл ее губы, его рука легла ей на затылок, когда она наклонила голову, чтобы ответить на поцелуй Но что-то было не так, что-то странное мешало ей Эмме вдруг стало страшно, она испугалась не Майкла, а своих собственных эмоций, которые грозили поглотить ее целиком. Не перенесется ли она назад, прочь из его объятий, с такой же быстротой, с какой очутилась в них? Что, если этот человек, так неожиданно ставший центром ее мира, просто исчезнет?
Ловя ртом воздух, она отстранилась от него, перед глазами все расплывалось.
— Эм? — В его голосе звучала такая нежная забота, что она вся задрожала. Постаралась унять дрожь, но не смогла.
— Прости, Майкл, — объяснила она. — Я не могу. То есть я хочу сказать, я еще не готова к этому. Просто не могу.
Она попятилась назад, скрестив на груди руки, чтобы заставить их не трястись, чтобы держаться за что-нибудь, все равно за что.
Сначала он просто смотрел на нее. Затем опустил глаза и глубоко вздохнул.
— Я понимаю, Эм.
Прядь волос упала ему на лоб. Инстинктивно Эмма шагнула вперед, чтобы убрать ее, но он опередил ее. Она снова скрестила руки, на этот раз еще крепче прижав их к своему телу.
Потрескивал огонь. Он бросил быстрый взгляд на обугленные остатки хлеба на столе.
— Пойду принесу что-нибудь на ужин, — сказал он. Потом мягко улыбнулся, словно смирившись. Ямочки снова появились.
— Где ты Сможешь достать ужин?
— Там же, где всегда. — Он отвел взгляд в сторону, и напряжение ослабло. Та боль, которая, казалось, вибрирует между ними, наконец утихла.
Майкл снова натянул пальто и надел шляпу.
— Миссис Хокинс всегда готовит столько, что можно накормить целую армию. Пойду к судье и принесу нам ужин.
— Она не против?
— Нет. Она вроде как усыновила меня. Мне примерно столько же лет, сколько было бы их сыну, если бы он был жив.
Легкая улыбка исчезла с его лица, и взгляд остановился на колыбельке под столом. Выражение бесконечного страдания промелькнуло в его глазах. Оно пропало так быстро, что она поняла: никто другой его бы не заметил.
— Вернусь через несколько минут. — С этими словами он вышел за дверь.
— Майкл. — В ее голосе звучала тихая мольба. — Ох, Майкл!
Жена судьи оказалась сказочной поварихой. Они поужинали жареным цыпленком, начиненным шалфеем, пюре из турнепса и яблочно-черносмородиновым пирогом. Эмма заметила, что у цыпленка был какой-то привкус, к которому она не привыкла, и очень мало белого мяса.
Когда Эмма заворачивала остатки пирога в салфетку, ей в голову вдруг пришла мысль.
— Майкл, мне не дает покоя один вопрос. Он замер у очага, куда подкладывал дрова, и выжидательно повернулся к ней.
— Я видела сегодня на улицах много детей. Почему они не в школе?
— А! Школа. — Он провел рукой по шевелюре, и снова Эмма поневоле Залюбовалась сочетанием седых и черных волос. — Не возражаешь, если я закурю трубку?