– Похоже на то.
Следующие три или четыре дня прошли очень мрачно. В доме стояла почти полная тишина. Ни я, ни Анни не знали, что сказать. Временами я ненадолго выходил, чтобы выпить, но не сильно. Наконец пришло письмо от брата. Вот что в нем говорилось:
Моя телеграмма, должно быть, повергла тебя в шок, не говоря уже об Анни. Позволь мне рассказать, что случилось.
После истории в Ватикане отец Фарт и Коллопи, в особенности Коллопи, были очень сильно подавлены. Я же был занят мыслями о возвращении в Лондон к моему бизнесу.
Отец Фарт решил, что ему с Коллопи для поднятия духа требуется немного развлечься, и заказал два билета на сольный скрипичный концерт в небольшом зальчике неподалеку от отеля. По глупости он приобрел самые дорогие места, не убедившись предварительно, что они находятся в партере. А они оказались в ложе, куда вели узкие деревянные ступени. Концерт был назначен на послеполуденное время. На середине лестницы, в конце первого пролета, была маленькая площадка. Коллопи с трудом поднимался наверх, держась одной рукой за перила, а другой опираясь на палку. Отец Фарт держался позади, страхуя его на тот случай, если он потеряет равновесие и начнет падать назад. Когда Коллопи достиг площадки и ступил на ее середину, раздался душераздирающий треск, пол рухнул и с пронзительным криком Коллопи исчез в зияющей дыре. Затем, когда он достиг низа, оттуда донесся отвратительный глухой стук падения тяжелого тела и треск ломающихся сидений. Бедный, растерявшийся отец Фарт ринулся вниз, поднял тревогу, вызвал швейцара, директора и других служащих и послал за мной в отель.
Когда я прибыл на место происшествия, моим глазам предстала гротескная сцена. По-видимому, под лестницу невозможно было проникнуть, и два плотника, используя решетки, пилы и стамески, осторожно растаскивали обломки на полпути к месту падения. Около дюжины горящих свечей стояли на одной из ступенек, отбрасывая призрачный свет на глубоко потрясенного отца Фарта, двух жандармов, человека с чемоданчиком, очевидно доктора, и целую толпу разнообразных типов, большинство из которых, несомненно, были просто зеваками, собравшимися здесь из любопытства.
В конце концов плотники, отодвинув несколько досок, подобрались к потерпевшему, как раз в тот момент, когда прибыла бригада «скорой помощи» с носилками. Коллопи лежал на спине, засыпанный обломками балок и кусками штукатурки. Одна его нога была подогнута, и из уха сочилась кровь. Он находился в полубессознательном состоянии и жалобно стонал. Доктор сделал ему какую-то большую инъекцию, затем отец Фарт стал перед ним на колени и, услышав хриплый запинающийся шепот умирающего, мы поняли, что патер выслушивает его исповедь. Затем, прямо под разбитой лестницей дешевого римского зала, отец Фарт совершил над Коллопи последний обряд.
Доктор сделал ему еще один обезболивающий укол. Но поднять несчастного и уложить его на носилки оказалось для санитаров непосильной задачей, и им пришлось попросить помощи у двоих зевак. Никто не мог поверить в столь чудовищный вес. (Кстати, я изменил надпись на этикетке Тяжелой Воды, чтобы сделать передозировку впредь невозможной.) Прошло не менее двадцати минут, прежде чем Коллопи, к тому времени полностью потерявшего сознание, удалось извлечь из-под лестницы, и четыре человека унесли его на носилках. Коллопи увезли в больницу.
Отец Фарт и я возвращались в гостиницу в мрачном настроении. Он сказал мне, что уверен, что это падение убьет Коллопи. Через час или около того последовал телефонный звонок из больницы. Доктор сообщил отцу Фарту, что Коллопи умер, предположительно, от множественных повреждений. Он, то есть доктор, хочет срочно нас увидеть и зайдет в гостиницу около шести.
Когда врач прибыл, у них с отцом Фартом состоялся долгий разговор на итальянском, ни одного слова из которого, излишне даже говорить, я не понял.
Когда доктор ушел, отец Фарт передал мне содержание их беседы. Коллопи сломал руку и ногу, получил трещину черепа и множество разрывов в области живота. Несмотря на то что ни одно из этих повреждений само по себе не было смертельным, никто в возрасте Коллопи не смог бы пережить такой шок. Но что совершенно озадачило доктора и его коллег – это непомерно быстрое разложение тела. Госпитальное начальство связалось с санитарными чиновниками, которые были явно напуганы возможностью появления неизвестной заграничной болезни и постановили, что погребение тела должно состояться на следующее утро. Больничные власти наняли владельца похоронного бюро, чтобы он устроил все за наш счет. Погребение состоится завтра в десять утра. Могила приготовлена на кладбище Кампо Верано.
Меня заинтересовало то, что врач сказал о неестественно быстром разложении тела. Я, конечно, не уверен, но осмелюсь предположить, что причина этого снова Тяжелая Вода. Разумеется, вслух я ничего не сказал.
В больницу мы прибыли достаточно рано. Коллопи уже уложили в гроб. Катафалк с лошадьми и отдельный кеб ждали нас. Я нашел директора и передал ему чек на покрытие всех расходов. Затем мы отправились в церковь Сан-Лоренцо Фуори-ле-Мура, недалеко от кладбища, где отец Фарт прочел заупокойную мессу. После чего осталось только произвести само погребение, на котором присутствовали только я и добрый священник. Именно он прочел над могилой последнюю молитву.
В молчании ехали мы обратно в гостиницу. Отец Фарт сказал мне, что последняя воля Коллопи выражена в завещании, хранящемся в дублинской адвокатской конторе, именуемой контора Спруэля, Хиггинса и Фогарти. В кебе я принял решение немедленно ехать домой в Дублин, а затем в Лондон, дав отцу Фарту немного денег и предоставив ему возможность самому позаботиться о себе.
Вот таким было последнее письмо брата с континента. А увиделся я с ним двумя днями позже.
21
Брат появился без предупреждения в половине четвертого после полудня. Слава Богу, Анни дома не было. Он бросил пальто и шляпу на кухонный стол, приветливо кивнул мне и уселся напротив меня около плиты в ветхое кресло мистера Коллопи.
– Ну, – оживленно заговорил он, – как вы тут?
Одет брат был очень хорошо, но мне сразу стало ясно, что он довольно пьян.
– Да ничего, – сказал я, – хотя эта история в Риме расстроила мне нервы. Судя по твоему виду, ты перенес ее спокойно?
– Мы должны принимать вещи такими, каковы они есть, – сказал он, надувая губы. – Никто не станет слишком горевать, когда мы отправимся в последний путь, и не стоит обманывать себя на этот счет.
– Я любил бедного старика. Он был далеко не худшим из людей.
– Отлично. Его смерть не была самой счастливой из возможных. Более того, она была нелепой. Но
