Забавная история, и я готов поверить, что она абсолютно правдива. Возможно, вы сочтете меня слишком доверчивым, но ведь и христиане охотно верят в то, что Иисус ходил по воде.
Казанова поступает со своими любовницами не слишком благородно, но по крайней мере не бьет их, подумал я, взглянув на красивое лицо Юшки, прильнувшей к груди Данте. Я даже представить себе боялся, что бы Роттвейлер могла с ним сделать, если бы он поднял руку на Юшку. Мне снова вспомнился пистолет, который она хранила в сейфе, и я вообразил, как Хелен целится в загорелый лоб Казановы.
Но постепенно с наступлением утра все мои смутные страхи и фобии рассеялись. По прибытии в Париж Казанова вел себя как истинный джентльмен. Он всячески заботился о Юшке, смотрел на нее с обожанием, носил ее багаж, разве что пылинки с нее не сдувал.
Возможно, он не такой уж подлец, как его пытаются выставить, подумалось мне невзначай. Но почти в тот же момент я увидел подошедшую к окошку паспортного контроля очень красивую молодую женщину с тремя маленькими детьми. Я узнал ее. Много лет назад она была начинающей топ-моделью. Выглядела женщина немного грустной и усталой. Это и есть миссис Казанова. Она летела с нами в одном самолете в эконом-классе.
КВАНТОВАЯ ТЕОРИЯ МОДЕЛЬНОГО БИЗНЕСА
На своем столе Роттвейлер держала фотографии любимых моделей в серебряных рамках, но как только кто-либо из них покидал агентство, фото тут же отправлялось в мусорную корзину. Только фотография Юшки до сих пор оставалась на месте, и Мисс смотрела на нее каждый день с нескрываемым сожалением.
Однажды я спросил Сьюзан:
– Не потому ли, что Юшка ушла, пресса называет состав топ-моделей агентства «Мейджор трио», а не «Мейджор квартет»?
– Конечно, нет, – отозвалась она, не поднимая взгляда от страниц журнала, где должны были вскоре появиться и ее фотографии.
– Почему нет?
– По трем причинам. Во-первых, речь идет не о том времени, когда нас было четверо, а о настоящем, когда нас трое в «Мейджор».
– А еще две?
– Вторая причина, – Сью прикурила самокрутку с травкой, – цена. Чем меньше, тем дороже. – Она улыбнулась, посмотрев на меня. – Третья, – добавила она, протягивая мне курево, – лицо.
– Понятно. Трое – дорогое лицо агентства.
Она согласно кивнула.
– Идем обедать!
Было что-то особенное в ее манере произносить эту фразу. Ротти ненавидела бизнес-ленчи.
– Ленч – бесполезная трата денег. Его любят бездельники, нормальные люди в это время работают: во– первых, в этот час мне никто не звонит, и я могу спокойно заниматься делами, во-вторых, если звонят, могу не брать трубку, сделав вид, будто меня нет.
Ротти надевала накидку из меха какого-то малоизвестного и, похоже, доисторического зверя, черную шляпу и темные очки и говорила:
– Пошли!
И мы шли с ней в одно из тех полубогемных кафе– бистро с хорошим обслуживанием и дешевой французской кухней, где запрещалось курить. Там мы заказывали свои любимые блюда: она – стейк, а я – цыпленка в винном соусе.
– Как поездка? – спросила она, когда мы обедали после моего возвращения из Парижа.
– Отлично.
– Как Сьюзан?
– Процветает.
– Без проблем?
– Да, без.
Роттвейлер побарабанила пальцами по столу и заказала бутылку вина за пятьдесят долларов. Я знал, что она с нетерпением ожидает более подробных новостей, ноя не собирался так быстро расколоться.
– Ты видел еще кого-нибудь?
– В Париже?
– Да. Видел ли ты там кого-нибудь?
– Нуда, все как обычно.
Официантка открыла бутылку, и Роттвейлер отобрала ее у девушки раньше, чем та успела попытаться разлить вино по бокалам.
– Попробуй, – велела она мне.
Я попробовал вино и убедился, что оно стоит денег, за него заплаченных. Свое удовлетворение я выразил только кивком. Роттвейлер наполнила бокалы почти до краев. По ее мнению, вино следовало наливать именно так, не оставляя никакой «воздушной комнаты» сверху.
– Видел кого-нибудь в самолете?
– Да, с нами летела Юшка.
– Xa. Я знала, что ты скрытничаешь! Как поживает мой птенчик?
– Выглядит превосходно.
– Замечательно.
– Но больше я ничего не узнал о ней.
Роттвейлер закатила глаза. Она все еще ждала от меня подробного отчета о полете, но я готов был стоять намертво. Я знал: стоит упомянуть ненавистное ей имя, и Ротти разозлится, но я также понимал, что она хочет его услышать.
– Как ее работа?
– Не в курсе. Мы только поздоровались. С ней разговаривала Сьюзан, я – нет.
– Тебе следовало поговорить с ней. Может, Юшка нашла себе, наконец, порядочного мужчину. Как она поживает?
Мисс уставилась на меня в упор, нахмурившись так, что линии ее подведенных бровей сошлись на переносице, как раз там, где у нее был третий глаз, как мне всегда казалось. Роттвейлер вытащила сигарету из пачки, и я дал ей прикурить, хотя официантка посмотрела на меня косо. Курить запрещалось. Она попыталась сделать нам замечание, но Ротти посмотрела на нее таким взглядом…
– Ты сам знаешь, я сделала эту девчонку супермоделью.
– Но ведь не ее одну.
– А у него никогда не было настоящих супермоделей.
– У нее было много покровителей, – заметил я.
– Да, много. Но издатели не способны сделать тебя супермоделью.
Она имела в виду несколько особо выгодных контрактов Юшки.
Роттвейлер стряхнула пепел с сигареты в маленькое блюдце, которое ей, наконец, вместо пепельницы принесла официантка.
– Я хочу, чтобы мы вернули ее. Ради ее же блага.
– Понимаю. Она очень хороша.
– Конечно, хороша. Бедняжка!
Я все еще пытался защитить от нее свое сознание.
– У него никогда не было ни одной супермодели, – повторила Ротти с ужасающим напором.
– Почему?
– Не знаю.
Еще никогда я не слышал, чтобы Ротти признавала, что она чего-то не знает.
Она протянула руку к моему запястью и многозначительно пожала его.
– Чарли, ты должен понять. Для «Мейджор» это все. – Она замолчала, словно прислушиваясь к моему пульсу.
– Супермодели?
– Да. Я изобретаю их. Каждая в несколько мегатонн.
