признались друг другу в любви…
Алана сидела, забившись в угол кареты, и вид у нее был очень несчастный. Николас был мрачнее тучи.
– Почему ты не позволил мне попрощаться с Дотти? – укоризненно промолвила Алана. – Я хотела поблагодарить ее за доброту, а ты не дал мне даже повидаться с нею.
– Можешь написать ей письмо, – сухо ответил Николас. – Чем меньше общего ты будешь с ней иметь, тем лучше.
– По-твоему, муж имеет право приказывать жене, с кем ей водить дружбу, а с кем нет? – вскипела Алана.
– Скажем так: я считаю своим долгом оградить тебя от дурного общества, – все так же холодно сказал Николас, уставившись в пол.
Алана надолго умолкла. Ей было невыносимо тяжело быть пленницей мужа.
– Вот уж не предполагала, что из одной резервации я попаду в другую, – наконец не выдержала она.
Николас раздраженно поморщился:
– В Беллинджер-Холле у тебя будет достаточно дел, а что касается общества – я не возбраняю тебе встречаться с братом и сестрой. Но из усадьбы ты будешь выезжать только в моем сопровождении!
Алана отвернулась к окну, чувствуя себя птицей в клетке. Ее свободолюбивая натура не терпела насилия.
Николас хмурился, исподлобья поглядывая на жену. Семена сомнения, посеянные в его душе, дали обильные всходы. Наверняка Алана в чем-то провинилась, раз она упорно не желает отвечать на его вопросы. Да-да, тут двух мнений быть не может! Чем женщина красивей, тем она коварней. И как он только мог позабыть такую простую истину?
Николас сердито хмыкнул и отвернулся к другому окошку, давая понять, что ему неприятно смотреть на жену.
К Беллинджер-Холлу они подъехали уже в сумерках. Николас помог Алане выйти из экипажа, но вместо супружеской спальни привел ее в другую комнату, заявив:
– Теперь ты будешь жить здесь.
Она не выказала ни удивления, ни обиды.
Комната была очень элегантной, выдержанной в светло-зеленых тонах, однако Алане она показалась тюремной камерой.
Подойдя к окну, выходившему на Потомак, Алана зябко поежилась и подумала, что Лилия, будучи впервые отвергнута Симеоном Беллинджером, должно быть, точно так же страдала от собственного бессилия, как страдает сейчас она.
– Если тебе что-нибудь понадобится, позови Китти, – сказал Николас.
– Ты то, под замком меня будешь держать? – взвилась Алана.
– Я не чудовище, – поджал губы Николас. – Ты просто получаешь по заслугам.
– Пожалуйста, не надо! – взмолилась она.
Он не стал притворяться, будто не понимает, а наоборот, заявил тоном, не терпящим возражений:
– Дело сделано, мадам. Нам с вами больше не о чем говорить.
Алана снова отвернулась к окну, мечтая о том, чтобы муж поскорее ушел. В этом ужасном положении она могла утешаться лишь мыслями о Барнарде и Лилии. Пусть хоть они будут счастливы!
Собственная жизнь казалась Алане сплошной ошибкой. Зачем она вышла замуж за Николаса? Она ведь знала, что он ее не любит и никогда не полюбит! Отец умер, так и не дождавшись от нее настоящего прощения. Сестра Элиза преисполнена к ней лютой ненависти. Что ждет ее впереди?.. Страшно даже подумать…
Китти внесла в комнату поднос с едой и сочувственно посмотрела на молодую хозяйку:
– Мистер Николас велел подать тебе обед сюда. Подкрепись, голубка. Ты, должно быть, проголодалась в дороге.
– Не хочу, Китти. Я ничего не хочу.
Экономка скрестила руки на груди и решительно выставила вперед подбородок:
– А я не уйду, пока ты не поешь. Я же вижу, у вас разлад. А коли так, то тебе тем более необходимо собраться с силами.
– Я не голодна, Китти. Мне вообще на еду смотреть противно.
– Вот как? – Китти внимательно оглядела Алану с головы до пят. – И давно у тебя это началось?
– Не знаю… неделю назад или чуть раньше. Да-да, пожалуй, я уже дней десять как потеряла аппетит.
В проницательных серых глазах засияла радость:
– В таком случае ложись в постель. Я принесу тебе горячего молока, и ты спокойно уснешь.
И, прежде чем Алана успела возразить, Китти покинула комнату.
«Пожалуй, Китти права. Лягу-ка я спать», – решила она и достала ночную сорочку.
