избил на улице, последний из редакционного и репортерского штата моей газеты, который был мною «обработан» таким же точно способом.
Примерно год тому назад у меня было пятнадцать тысяч долларов наличными, для которых я искал применения. Я мог бы вложить их в дело, где они были бы в безопасности и приносили приличные проценты, но, к несчастью, у меня возникла оригинальная мысль, как заработать гораздо больше. Я разбирался в газетном деле, ибо служил восемь или десять лет в первоклассном журнале, прежде чем унаследовал эти пятнадцать тысяч от умершей тетки. Я заметил, что все газеты страны осаждаются юношами, полными амбиций, желающими получить место и научиться журналистике. В большинстве случаев они получают образование в колледжах, и многие из них мало заботятся о жалованьи, связанном с этой работой. Они больше интересуются практикой.
Идея, захватившая меня, заключалась в том, что они с удовольствием будут платить за возможность впитывать в себя искусство практического журнализма, имеющейся при редакции первоклассной газеты. Уже несколько школ журнализма были основаны в этой стране и успешно работали. Я был уверен, что школа такого рода, комбинированная с живой, процветающей газетой, имеющей хороший тираж, стала бы золотой россыпью для ее основателя. В школе они могли изучать лишь теорию; в моей школе и теория и практика шли бы рука об руку. Это была великая идея.
Я нашел газету, которую можно было купить. Она находилась в большом южном городе; я не считаю нужным называть его. Собственник газеты был болен и хотел уехать. Это была хорошая газета, и она давала три тысячи долларов в год за вычетом расходов. Я получил ее за двенадцать тысяч долларов наличными, три тысячи долларов положил в банк, сел и написал хорошенькое объявление для приманки будущих журналистов.
Я разослал это объявление по крупным северным и южным городам и стал ожидать ответа.
Моя газета была хорошо известна, и мысль получить место в ней, чтобы поучиться журнализму, казалось, сразу озарила сознание людей. Я сообщил в объявлении, что, так как имеется весьма ограниченное количество вакансий, я буду принимать заявления в виде денежных взносов и предложивший наибольшую сумму для данной вакансии получит это место.
Вы не поверите, если я назову вам количество полученных мной ответов. Я подшивал письма целую неделю; затем я пересмотрел отзывы, которые они мне прислали, взвесил предложения и выбрал свой штат. Я велел им прибыть к определенному дню, и они приехали вовремя, горя желанием приступить к работе. Я получил пятьдесят долларов в неделю от моего «передовика»; сорок долларов от трех репортеров; двадцать долларов от театрального критика; тридцать пять долларов от ночного редактора и заведующего отделом телеграмм. Я принял на службу еще трех сотрудников, плативших мне по пятнадцати долларов в неделю за специальные статьи. Как главному редактору, мне нужно было лишь направлять, критиковать и инструктировать мой штат.
Я рассчитал старых сотрудников, и после часового напутствия я выпустил своих новых служащих на поле их деятельности. Большинство из них окончили колледжи с высокими наградами и принадлежали к богатым семьям, которые могли позволить себе роскошь — хорошо платить за блестящую возможность поступить в Практическую школу журнализма Бинкли. Когда штат, нетерпеливый и алчущий работы, разбрелся по редакции, чтобы приступить к своим различным обязанностям, я откинулся в своем вращающемся кресле с улыбкой удовлетворения. Тут был доход в тысячу четыреста долларов в месяц — сумма, которую я получал от своих сотрудников, а не выплачивал им, — помимо трех тысяч годового дохода от газеты. О, это было хорошее дело!
Конечно, я ожидал некоторых трудностей вначале, но я сообразил, что уклон у моих работников будет скорей в сторону слишком высокого «штиля», чем наоборот. Я закурил сигару и прошелся по редакции. «Передовик» сидел за своим столом, погруженный в работу; его интеллектуальный лоб и костюм из тонкого сукна являли собой великолепное зрелище. Редактор литературного отдела, с нахмуренными бровями, рылся в энциклопедии, а театральный критик прикреплял портрет Шекспира над своим столом.
Репортеры разбежались по городу в поисках новостей.
Мне стало жаль людей, которые не могли придумать такой изумительный план, подобный созданному мной. Все шло как по маслу. Я спустился вниз и, потеряв рассудок от успеха, разыскал своего старого приятеля, которому мог доверить свой удивительный план. Он был восхищен. Мы укрылись в кабачке и открывали бутылку за бутылкой в честь идеи.
Когда я вернулся в редакцию, весь штат был уже в сборе с плодами своей дневной работы. Сказать правду, я был так навеселе от всего выпитого, что вряд ли понимал что-либо, когда читал их гранки, но, с напрасным доверием к способностям своих учеников, я пропустил весь этот материал, и вскоре метранпаж унес его в наборную. Я объявил ночному редактору, в чем состоят его обязанности, и пошел домой размышлять о моем большом счастье.
На следующее утро я вышел в город около девяти часов. Мне показалось, что я не вижу ничего, кроме мальчишек, продающих газеты. Город был полон ими, и народ раскупал мою газету с быстротой, на какую только были способны мальчишки, раздавая их направо и налево. Я прямо распухал от удовольствия и гордости. Приближаясь к редакции, я заметил пять человек с ружьями, стоявших на тротуаре. Один из них, увидев меня, выстрелил, как только я показался из-за угла. Одна дробинка пробила мне ухо, а несколько дробинок пронизали мою шляпу. Я не стал ожидать объяснений, так как остальные четверо стали целиться в меня, и, обогнув угол, спрятался в каком-то дворике, полном ящиков из-под москательных товаров.
Мимо меня пробежал мальчишка, выкрикивая название моей газеты, и я, свистнув ему через щель в своем укрытии, купил газету. Я подумал, что, может быть, в газете было что-либо оскорбительное по чьему-то адресу. Я залез в большой ящик и развернул газету. Чем больше я читал, тем больше разъярялся…
Простите, что я отклоняюсь от темы, — продолжал оборванец, — но вы некоторое время тому назад сказали что-то об этой освежающей жидкости, которая, как я заметил, уже кончилась.
Сотрудник «Пост» пробормотал что-то в нерешительности, еще раз залез в свой жилетный карман, потом встал и, отозвав в сторону хозяина салуна, шептался с ним около пятнадцати минут. В результате хозяин принес еще одну бутылку вина, но с очень неприветливым видом и грубо швырнул бутылку и стакан на стол. Оборванец улыбнулся, наполнил стаканы и, нахмурившись при воспоминании о своей истории, продолжал:
— Прежде всего я заглянул в отдел местной информации.
Первая заметка, бросившаяся мне в глаза, гласила:
«Полковник Д. Генри Гуинн, опекун над состоянием Паркинса, украл у семьи покойного свыше 75000 долларов. Наследники подают в скором времени в суд».
Я вспомнил, что человек, стрелявший в меня, был до странности похож на полковника Д. Генри Гуинна. Я прочел следующую заметку:
«Неизвестный олдермен нашего города, живущий в немногих милях от № 1204 Западной Тридцать второй улицы, недавно построил дом стоимостью в 10000 долларов. Голоса за городских управителей, очевидно, поднялись в цене».
Подобных заметок было около пятнадцати, и каждая из них била в цель без промаха, причиняя большие разрушения. Я заглянул в «Светскую хронику» и увидел безобидные маленькие остроты, вроде:
«Супруга генерала Кронкера вчера дала большой бал на Джонсон-авеню. Очевидно, она получила развод от этого агента в Канзас-Сити, прежде чем добралась до такой партии, как старый Кронкер».
«Генри Баумгартен опять избил свою жену вчера вечером».
«Женское Театральное общество собиралось вчера в музыкальном магазине Клейна. Мисс Сэди Додсон пала жертвой жары и была доставлена домой на извозчике. Жара?! Очевидно, новое название».
Это — некоторые из наиболее приемлемых заметок. Были еще кое-какие, от которых при чтении у меня волосы стали дыбом. Машинально я перевернул страницу и стал читать передовую, полагая маловероятным, чтобы там было что-либо подобное. В первом же абзаце буквально все городские и окружные власти обвинялись в подкупе и взяточничестве с упоминанием имен. Статья оканчивалась уверением, что газета уплатит десять тысяч долларов любой благотворительной организации, если все обвинения не подтвердятся в течение десяти дней.
