Они обедали с Ипсиланти. Это был самый богатый скупщик краденого на Балканах. Из Афин они проследовали в Бейрут, а потом в Хайфу.
Старик, думал Фрейзер, явно опаздывал. Модести Блейз и Гарвин покинули Хайфу тридцать шесть часов назад. Фрейзер с нетерпением ждал телефонного звонка из британского посольства в Тель-Авиве. Они не могли воспользоваться скремблером, поэтому разговор должен был вестись отчасти на принятом у них коде, отчасти на иносказаниях.
Зазвонил телефон у его локтя. Фрейзер снял трубку и услышал голос Тарранта:
— Это ты, Джек?
Фрейзер чуть помедлил и ответил высоким голосом:
— Да, папочка. Как поездка?
В трубке возникла небольшая пауза, потом Таррант вполне добродушно отозвался:
— Неплохо, сынок, неплохо. Немного устал. Меня беспокоит только, как там поживают тетя Пру и юный Вилли.
— Они не давали о себе знать, папочка. Но сегодня пришло письмо от дяди Берта, и он сказал, что они благополучно добрались до Блэкпула. — Фрейзер покосился на карточку с условными обозначениями. Да, все верно. Блэкпул был Каиром.
— Блэкпул — это просто отлично, — бодро сказал Таррант. — Кстати, Джек, я хотел присмотреть тебе ту самую лодку, но ее не оказалось.
— Лодка старика Габи?
— Да.
— Может, тетя Пру не устояла перед его шармом, — хихикнул Фрейзер, — и у них состоится свидание в Блэкпуле, а?
— Сомневаюсь. Он не ее идеал.
— Кто знает, кто знает. У него обширные планы. Ну, а скажи, папочка, сколько ты еще собираешься странствовать?
— Это одному Богу известно. Как дела дома? Никаких там осложнений?
— Господи, нет, конечно! Мы прекрасно справляемся.
— Отлично. Ну, что ж, я скоро снова дам о себе знать. Если возникнет что-то срочное, посылай к нам в Блэкпул, там разберутся.
— О’кей! Пока, папочка.
Фрейзер положил трубку, откинулся в кресле, немного подумал, потом тихо чертыхнулся. Нет, ему решительно не нравилось, какой оборот принимало дело. Решительно не нравилось! Впрочем, их человек в Каире Альберт Александру (дядя Берт) был хорошим агентом. Это обнадеживало. Потому как Тарранту явно требовалась помощь.
Окно «понтиака» было открыто. Модести Блейз отняла от глаз бинокль и передала его Вилли. Он стал оглядывать гавань Порт-Саида, где на рейде стояло с десяток разных судов. Среди них была белая яхта, переделанная из германского военного патрульного судна, длиной в сто пятьдесят футов и снабженная дизелями мощностью девятьсот пятьдесят лошадиных сил.
Мощный бинокль позволял Вилли прочитать на носу название «Мандрагора». Он перевел бинокль на палубу, где находилось около полудюжины человек. Двое сидели в шезлонгах, один стоял у перил, еще двое упражнялись с тяжелым медицинболом, который как раз угодил одному из игравших в живот. Вилли разглядел, что это была светловолосая женщина в майке и легких брюках. На носу стоял еще один человек и смотрел вдаль.
— Вот они, голубчики, — сказал Вилли, опуская бинокль. — Именно там, где налет совершить нельзя.
— У Габриэля свои идеи на этот счет, — сказала Модести. — Интересно, где же «Мандрагора» подобрала его? После выхода из Хайфы?
Вилли только пожал плечами и снова прижал к глазам цейсовский бинокль.
— Блондинка упражняется. Похоже, это та самая знаменитая миссис Фозергилл. Спуталась с ним пару лет назад, верно? — осведомился он, на что Модести ответила:
— Что-то в этом роде.
— Думаешь, Габриэль уже знает, что мы с тобой вышли на тропу войны. Принцесса?
— Скорее всего, знает. Уж больно мы постарались. Но пока его это совершенно не волнует. Давай вернемся в Каир и попробуем немного изменить ход событий.
Вилли завел мотор, и «понтиак» стал плавно набирать скорость. Когда город остался позади, машина стремительно рванулась по шоссе через пустыню.
Два часа спустя они уже были в каирском квартале Копт. «Понтиак» въехал во двор дома, выстроенного в подчеркнуто арабском стиле. В центре двора бил фонтан. Окна были с витражами.
Слуга, молодой человек в белом костюме, отвел их в большой зал, вымощенный мрамором. Мебель была антикварная, европейская, и, кроме того, там было множество старинных арабских украшений.
— Старина Хаким, видать, в большом порядке, — изрек Вилли, разглядывая золотые часы в виде шара, висевшие на цепях в углу зала. Тут отворилась дверь, и появился сам Хаким. Это был стройный элегантный египтянин в темном костюме с белой рубашкой и бордовым галстуком-бабочкой. Модести знала, что ему семьдесят лет, но по виду было трудно дать ему больше пятидесяти пяти.
— Мисс Блейз, — произнес он мягким тягучим голосом, — я был счастлив получить ваше письмо. — По- английски Хаким говорил почти без акцента. Он подошел к ней, улыбаясь, и пожал руку. — Рад приветствовать и мистера Гарвина. У нас было немало приятных и полезных контактов, не так ли?
Он подставил стул для Модести, учтивым жестом пригласил садиться Вилли, а сам расположился на узком диване у стены.
— Мы опять вернулись к прежним делам, — сказала Модести. — Но сейчас все куда серьезнее. Алмазы. На сумму в десять миллионов фунтов.
Улыбка на лице Хакима сделалась чуть более напряженной, но в остальном он сохранил на лице выражение незаинтересованной приветливости.
— Сколько? — коротко спросил он.
— Для вас полмиллиона.
Хаким укоризненно развел своими изящными руками с длинными пальцами.
— Право, мисс Блейз. Сбыть такое огромное количество алмазов — тяжкий и долгий труд. Вы это сами прекрасно понимаете. Если уж браться за это, то никак не меньше чем за двадцать процентов.
— Я не могу согласиться на двадцать процентов, — возразила Модести. — У меня есть собственные расходы.
— Ну, тогда пятнадцать. Сомневаюсь, чтобы мои конкуренты в Европе взяли меньше. И уж во всяком случае на Ближнем Востоке никто не согласится на меньшее.
— За «железным занавесом» тоже хотят алмазы, — отозвалась Модести. — Я получила твердое предложение от их представителя — они готовы купить все сразу за девять миллионов. — Она дружески улыбнулась. — То есть десять процентов. Если вас это не устраивает, тогда мы напрасно тратим время.
— Позвольте узнать, где находятся алмазы в настоящий момент, мисс Блейз? И если они не у вас, как вы, если не секрет, надеетесь завладеть ими.
— Хаким, не прикидывайтесь простачком.
— Прошу меня простить, — Хаким развел руками, выражая сожаление. — И за наивные вопросы, и за то, что, конечно, я не смогу сотрудничать на таких условиях. Мои нынешние расходы не позволяют мне вступать в соревнование с джентльменами из высших политических сфер.
— Ну, хорошо, а если я предложу вам семьсот пятьдесят? — сказала Модести, в упор глядя на него.
— Увы, и это исключено. Не оправдывает хлопот. Не желаете ли чего-нибудь освежающего?
— Спасибо, но у нас много дел. Жаль, конечно, что нам не удалось договориться, Хаким, но, надеюсь, вы будете помалкивать о нашем разговоре.
Он встал и с улыбкой сказал:
— Проявлять несдержанность было бы неразумно. Коль скоро вы вернулись к прежним делам, я не сомневаюсь, что еще возникнут ситуации, когда мы сможем быть полезны друг другу.
— Вне всякого сомнения, Хаким. Всего наилучшего. Когда «понтиак» Модести и Вилли выехал со двора,
