— Боже правый, — медленно сказал Хаган. — Ну как такое милое создание могло уговорить меня затащить его в кровать?
Усталость обволакивала Модести серой пеленой, но все же она ослепительно улыбнулась.
— Ты застал меня врасплох, — сказала она. — Я не ожидала вас так рано. Да и утро выдалось напряженное.
Он обнял ее и наклонился, чтобы поцеловать в губы. От нее пахло потом и порохом, и это сочетание удивительно его возбуждало. Он взял ее за руки и вдруг словно окаменел, увидев на рукаве свитера запекшуюся кровь.
— Это не моя, — ответила Модести на его безмолвный вопрос. — Это Вилли.
— Серьезное ранение?
— В бедро. Могло быть и хуже. Но все равно надо им сейчас заняться.
— El sayide! — воскликнул Абу-Тахир, подходя к ним в сопровождении Тарранта и троих арабов. Лицо шейха светилось возбужденной радостью. — Большое было сражение, — сказал он, крепко обнимая Модести. — Сэр Таррант очень за тебя волновался, Модести, но я все говорил ему, что…
— Погодите, дорогой Абу-Тахир. Вилли Гарвин ранен. Мы еще успеем поговорить попозже.
— А! — воскликнул шейх, тревожно глядя на Модести. — Куда идти?
— Вон туда. — Она улыбнулась Тарранту, и его взгляд сообщил ей о многом. У края впадины они остановились. Вилли, опершись на локте, обшаривал карманы убитого боевика.
— Привет, Вилли, — сказал Хаган. Вилли поднял голову, и в его тусклых глазах вдруг загорелась надежда:
— Покурить не найдется? — спросил он. — А то этот кретин, похоже, решил завязать.
Таррант сидел на стуле под южной стеной монастыря и грустно смотрел через вымощенный двор на голубые морские дали, сверкавшие под лучами полуденного солнца. Вокруг стояла тишина, и у него перестало ломить тело, отпустила головная боль.
Из дверей появилось двое арабов. Они несли труп, завернутый в одеяло. Арабы пересекли двор и положили свою ношу рядышком с другими, также завернутыми телами. Семнадцать, автоматически отметил Таррант и подумал: успели ли они снять тело миссис Фозергилл из петли?
Арабы снова прошли в монастырь. Работы у них оказалось по горло. Абу-Тахиру и его людям нужно было поскорее привести все в порядок. Монахи соорудили нечто вроде полевого госпиталя.
Таррант посмотрел на часы. Если все будет идти как положено, а британский посол в Каире и его коллега в Стамбуле сделают свое дело, то в самое ближайшее время к острову подойдет турецкий военный корабль. Турки — реалисты и, скорее всего, закроют глаза на случившееся, приняв объяснения людей Абу- Тахира, почему они оказались на этом острове. Таррант решил, что ему надо потолковать со старым разбойником — пусть пообещает отреставрировать монастырь. Такое обещание может сослужить всем хорошую службу.
Впрочем, его собственное положение оставалось в высшей степени щекотливым. Посол в Каире категорически запретил ему участвовать в высадке с планера. Это дело Абу-Тахира как правителя суверенного государства Малорак, подчеркнул его превосходительство. И совершенно неуместным было бы появление там сотрудника секретной службы ее величества.
Тогда Таррант промолчал, но не выполнил инструкций посла на том основании, что имел распоряжение от министра находиться в непосредственном контакте с Абу-Тахиром. Что ж, от него могут потребовать подать заявление об отставке. Или вручат букет цветов. Все зависело от реакции турецкой стороны.
Таррант улыбнулся про себя и подумал: чем бы все это ни закончилось, Джек Фрейзер умрет от зависти, когда узнает, как развлекался его шеф.
Из монастыря вышел Хаган, Таррант придвинул ему второй стул.
— Монахи трудятся в поте лица, — сказал Поль. — У них тут неплохая хирургическая бригада.
— Как Вилли?
— Они только что закончили обрабатывать его рану. Сейчас Модести привезет его. — Хаган сел и посмотрел на Тарранта. — Плохо получилось с Габриэлем и с этим его Макуиртером.
— Модести не удивилась, когда узнала, что они сбежали, — сказал Таррант, пожимая плечами. — Габриэль из тех, у кого всегда есть куда скрыться. Вы не выяснили, какое плавсредство он прятал в скалах на западной оконечности острова?
— Семнадцатифутовый катер с двумя спальными полками. И большим запасом горючего. Если они доберутся до сирийского побережья, то я гроша ломаного не поставлю на то, что их можно будет там схватить.
Таррант кивнул. Затем спросил:
— А Модести не беспокоится, что Габриэль остался на свободе? Я имею в виду в смысле собственной безопасности?
— Нет. — Хаган закурил сигарету и добавил: — Она вообще мало беспокоится о том, что будет завтра или послезавтра. Кроме того, по ее словам, Габриэля интересует только то, что приносит барыш. Так уж он устроен.
Какое-то время они сидели и молчали, потом Хаган спросил:
— Ну и как, по-вашему, она когда-нибудь еще согласится на вас поработать?
— Когда-нибудь, наверно. Только не в ближайшее время. Модести ведь не мой агент, как вам прекрасно известно. Она не принадлежит никому.
— Это точно, — кивнул Хаган. — Никому. А кстати, на вас вообще работают много женщин?
— Кое-кто работает. И кое-кто очень даже неплохо. Но они курсируют не в таких бурных водах. — Таррант обвел рукой остров, намекая на все, что тут произошло.
— Рад это слышать, — отозвался Хаган. — Потому как эта работа не для женщины. Да и в общем-то, если вдуматься, не для мужчины тоже.
— Я не подозревал об этом, когда уговаривал ее принять участие в операции, а когда до меня наконец дошло, как это опасно, она уже не согласилась выйти из игры. Но она оказалась права, Хаган. Ловля на живца принесла свои плоды.
— На этот раз, может быть. Но в следующий раз все может окончиться печально.
— Это часть моей работы — рисковать жизнью других… — грустно отозвался Таррант. — Неприятная часть, поверьте. Но я вынужден пользоваться наиболее совершенными инструментами из имеющихся в наличии. Если снова возникнет в ней необходимость, я постараюсь воспользоваться ее талантами — если, конечно, она согласится. Дело в том, что она просто уникальна, Хаган. — Он посмотрел на своего собеседника и продолжил: — Вы сами знаете почему. Можно, конечно, взять девушку из университета или из машбюро, обучить ее всем необходимым приемам разведчика и боевика и получить неплохого агента. Но нельзя таким вот образом воспитать новую Модести Блейз. Ее создали уникальные задатки и двадцать с лишним лет тяжелой жизни. Жизни, которую она вела чуть не с пеленок.
Во дворе появилась Модести. Она толкала старинное инвалидное кресло, в котором сидел Вилли Гарвин. Вилли был чисто вымыт и облачен в длинную белую ночную рубашку. Под рубашкой бугрилась плотная повязка на раненом бедре. Модести тоже успела вымыться. Она переоделась в то, что нашла в одной из келий, где расположились люди Габриэля: на ней была великоватая желтая рубашка, серые брюки, подвернутые снизу, и большие сандалии. Волосы перехвачены резинкой. На лице — ни следа косметики.
Лицо Вилли было очень бледным, но глаза сияли. Перенесенная недавно боль отогнала усталость.
— Ну полчасика, Принцесса, — просительно говорил он. — Разве нельзя немножко посидеть на солнышке?
— Ну ладно, полчаса можно, — согласилась Модести и подкатила кресло к Тарранту и Хагану, которые поднялись при их появлении. — Но потом спать без разговоров.
— И тебе тоже надо поспать, Принцесса.
— И мне тоже, — согласилась Модести. Она посмотрела на Тарранта. — Вы не посидите с Вилли полчаса?
— С удовольствием, моя дорогая. — Он глянул на ровный ряд трупов на каменных плитах двора. — Нам потом будет о чем поговорить. У вас, видать, выдалась трудная ночка.
— Все началось тихо, — отозвался Вилли, — а вот потом уж пошла потеха. — На его лице мелькнула
