— Бидж… Как здорово… — Он был полностью вымотан, и акцент стал более заметен. — Я завтра должен сдать реферат.
Бидж пощекотала его рожки.
— Ну-ка давай посмотрим. Она вызвала файл сначала и прочла название: «Проклятие богов: реакция религиозного сознания на наследственное заболевание».
В первом абзаце речь шла о болезни Иродаnote 21, о «Доме о семи фронтонах»note 22, о «Мышьяке и старых кружевах»note 23. Заключение было простым и ясным:
«Лишь очень немногое известно об отношении к этому семей, в которых болезнь передавалась из поколения в поколение. Каковы были их взгляды на собственную судьбу, на свои страдания? Встречали ли они их с высокомерием, как царь Ирод? Отождествляли ли они их с грехом, за который несут наказание, как Пинчеоны Готорна? Или болезнь заставляла их, как критика в» Мышьяке и старых кружевах «, отказаться от любви из страха передать недуг следующим поколениям?
Настоящая работа посвящена изучению относящихся к XIX веку сведений о семьях больных хореей Хантингтона, особенно тех аспектов, которые касаются любви, супружества, продолжения рода».
Бидж начала дрожать, читая это, но постаралась не выдать своих чувств. — Стефан, это очень здорово. Он устало махнул рукой в сторону стопки книг рядом и библиографических карточек с примечаниями и сносками.
— Мне тоже кажется, что должно получиться.
— Кто предложил тебе тему?
В голосе Бидж прозвучала слишком сильная заинтересованность; Стефан в первый раз посмотрел на нее внимательно:
— То ли грифон, то ли Кружка, а может быть, Филдс. Не помню. Я им говорил, что хочу написать работу на тему истории медицины, и они сказали: «Пиши об этом с точки зрения больного». Бидж, мой возлюбленный доктор, мне нужно работать. Всю ночь. — Он взял девушку за руку. — Мне очень жаль.
— Я заварю тебе еще чаю. — Чашка зазвенела о блюдце в руке Бидж. — А с Конфеткой Доббсом ты о своем реферате говорил?
— Доктором Доббсом? — Стефан был таким измученным, что ему оказалось трудно ответить на вопрос. — Он как-то спросил меня, как идут дела. Я поговорил с ним о Хрисе, потому что тогда думал писать о болезни Альцгеймера. Он сказал мне… — Стефан потер рожки, стараясь вспомнить. — Он сказал, что болезнь Альцгеймера вот-вот научатся лечить, что есть новые данные о наследственных заболеваниях. Он объяснил мне генетический механизм… Я знал кое-что об этом из курса биологии, — добавил он, словно оправдываясь.
— Конечно.
— И еще он рассказал мне о хорее Хантингтона. Да, думаю, это было как раз тогда: он мне и предложил тему. Очень мило с его стороны так помогать мне, Бидж.
Бидж взяла в руки пустой чайник:
— Он иногда любит помочь.
Бидж в холодной ярости вернулась в ветеринарный колледж. Новенький блестящий фургон Конфетки стоял на стоянке у входа. Она прождала рядом с ним полтора часа, слушая радио и становясь все более раздраженной и все более усталой. Когда Конфетка так и не появился, Бидж махнула рукой и отправилась на Перекресток.
К этому времени уже почти рассвело. Однако ущелья и долины, через которые она проезжала, были еще погружены в темноту, и Бидж приходилось включать свет в кабине, чтобы сверяться с картой в Книге Странных Путей.
Там, где дорога пересекала поток и скалы становились круче, чем Голубые горы в Виргинии, Бидж увидела огромного человека с пышной бородой, в бейсболке с эмблемой «Краснокожих» и в майке с надписью «Добро пожаловать в Мартинсвиль», занятого строительством новой дороги. Бидж открыла окно:
— Доброе утро, сэр.
Человек что-то дружелюбно проворчал.
— С дорогой опять происходят изменения? Человек взмахнул тяжелой киркой, словно это была просто указка, в сторону исчезающей в лесу черты, проведенной на земле. Он уже успел насыпать гравий на будущее полотно дороги. Бидж с сомнением посмотрела в ту сторону:
— Могу я проехать на Перекресток по старой дороге? Человек сглотнул, вытаращил глаза и с огромным усилием выдавил из себя:
— Пока еще да, мэм.
Бидж поблагодарила его и осторожно поехала дальше, встряхнувшись, чтобы не задремать.
Книга Странных Путей показывала прежнюю дорогу, но по мере того как небо светлело на востоке, на карте все отчетливее проступало новое изображение, а старое тускнело. Бидж оглянулась как раз вовремя, чтобы заметить человека-черепаху: тот, упершись руками (а были ли это руки?) в колени, наклонился, чтобы получше разглядеть Бидж. Девушка резко вывернула руль.
— Раньше он стоял дальше от дороги, — сказала она сама себе дрожащим голосом.
Теперь она вела грузовик еще осторожнее, и уже совсем рассвело, когда она добралась до ущелья с крутыми отвесными стенами, выходящего к реке Летьен.
Здесь тоже работала дорожная команда. Стоящая на обочине женщина помахала Бидж, чтобы та остановилась.
— Доброе утро, доктор, — сказала она весело. — Дорога изменилась. — Она показала на новую гравийную дорогу.
— Да, я вижу, спасибо. Серьезные изменения?
— Новые развилки, новые пути. — Женщина посмотрела в лес, через который дорожная команда прокладывала просеку, и нервно облизала губы. — В новые миры.
— Пожалуй, мне не стоит ездить здесь, пока вы не закончите.
— Лучше не надо. — Женщина покачала головой и вытерла потный лоб. — Не поможете ли? — добавила она.
Это не был приказ, но явно не была и обычная просьба. Как ни устала Бидж, она поставила грузовик на обочину и выключила мотор.
Женщина открыла дверцу кабины:
— Спасибо. — К удивлению Бидж, она быстро заключила девушку в объятия, так же решительно и твердо, как если бы это было рукопожатие. — Меня зовут Бете.
— А меня — Бидж. — Показав на прочерченную на земле линию, Бидж спросила: — Кто показал вам, где должна проходить новая дорога?
Бете посмотрела на нее с удивлением:
— Филдс.
— Ох, конечно. — Этого и следовало ожидать. — Что ты хочешь, чтобы я делала?
Бете показала на остальных членов дорожной команды. Два огромных существа с зеленоватой кожей везли тачку с гравием. Остальные, в целом похожие на людей, хотя и очень приземистые, снимали покрытие со старой дороги и переносили его на новое дорожное полотно.
— Носила. Копала. Рубила. — Бете протянула ей знакомый инструмент. — Возьми двузуб.
Бидж неловко взялась за рукоять; она была сделана из ясеня как обычная ручка лопаты и кончалась двумя стальными лезвиями, расположенными под прямым углом друг к другу. Одно лезвие могло служить мотыгой, другое — топором. Оба были острые как бритва.
Члены дорожной команды дружно взмахнули своими двузубами, и орудия словно запели в их руках. Лезвия засверкали в лучах утреннего солнца.
Сложив руки на груди, Бете наблюдала, как Бидж подошла к старой дороге и взмахнула двузубом, используя его в качестве мотыги. Бидж чувствовала, как неуклюжи ее движения: ей никак не удавалось найти нужное положение.
— Работай ритмично! — Бете встала с ней рядом и взмахнула своим двузубом, так что оба лезвия оказались под углом к дорожному полотну. — Раз, и два, и три! Раз, и два, и три!
