Но она подумала и о том, чего лишится, отказавшись от практики.
— А он говорил, с какими конкретно пациентами предстоит иметь дело?
Валерия сказала, явно рассчитывая вызвать смех:
— Кентавры и акушерская помощь им. У Конфетки я видела страниц десять рукописных заметок с постскриптумом, написанным студенткой по имени Ли Энн Гаррисон.
— Волки-оборотни, — в шутливом ужасе прошептал Коди. Потом он перестал притворяться и сказал просто: — Конфетка, правда, сказал, что он может и отказаться от них, если подвернется работа с крупным рогатым скотом или чем-нибудь еще.
— А я должен, — тихо сказал Мэтт, — найти все, что смогу, про дронтов. Можете себе представить работу с животными, которые вымерли?
— Это почище чем иметь дело с чисто мифическими существами, — задумчиво сказала Валерия. — Но все-таки, Мэтт, почему ты так завелся?
— Эта затея просто смешна, — натянуто ответил тот. — Пользы нам никакой, да и вообще не дело для ветеринарного колледжа.
— И это все? — спросил Коди. — Некоторые курсы, которые я слушал, ничем не лучше. Например, доктор Линдсей делает коровам клизмы из кофе или дает оленям марихуану перед операцией.
Доктор Клорис Линдсей, коллега Конфетки, проявляла большой интерес к альтернативной и народной медицине. Фрида видела, как она вливала ложку виски в рот новорожденному жеребенку или поила пивом лошадь, у которой были колики. Однако некоторые ее увлечения, вроде акупунктуры, могли дать и практические результаты. Другие ее затеи были просто забавны, но они по крайней мере не сопровождались жестокостью по отношению к подопытным животным. Фрида решила для себя, что обязательно сохранит записи по курсу токсикологии, который читала Линдсей, и постепенно отсеет нелепые предположения и глупости.
Мэтт снова провел рукой по волосам, и Фрида впервые осознала, каким стрессом может оказаться стремление во всем быть безупречным.
— У меня нет на это времени. Терять время зря я не могу. Я намерен отказаться.
— Не уверена, что Конфетка позволит нам прекратить практику, — медленно проговорила Валерия. Можно было отказаться почти от любого из предметов в ветеринарном колледже, но только на последнем курсе: до того все они были обязательны. К тому же обычно такой отказ вел к задержке с окончанием колледжа. Определить, каков статус проводимой Конфеткой практики, было нелегко.
— Я знаю, — кивнул Мэтт. — Поэтому я хочу, чтобы колледж заставил его ее прекратить.
Сердце Фриды сжалось. Она не знала, что ждет ее впереди, но с того момента, когда единорог изменил для нее свой цвет и позволил обнять себя, она мечтала о продолжении практики.
— Ты не можешь это сделать. — Она спохватилась, когда все обернулись к ней. — Я хочу сказать: ты не можешь никому рассказать, что он заставлял тебя оперировать единорога. Ты ведь сам это признал.
Валерия с облегчением улыбнулась.
— Она тебя поймала, Мэтт. Даже если тебе не нравится, чем занимается Конфетка, что ты можешь поделать?
Мэтт медленно и отчетливо произнес:
— Я могу написать жалобу декану — на то, что доктор Доббс использует не по назначению учебное время и фонды.
На это нечего было возразить. У Конфетки еще не было контракта с колледжем; такого рода обвинение сведет для него на нет все шансы заключить контракт на длительный период.
— Я против этого, — медленно сказала Валерия.
— Я тоже, — с облегчением заявил Коди.
— А ты, Фрида?
— Я не уверена, что он делает что-то неправильное, — протянула девушка.
— А если бы была уверена, подписала бы жалобу?
— Только если ты сможешь доказать это, — вмешался Коди.
Валерия кивнула.
Теперь все ждали ответа Фриды. Она неохотно сказала:
— Я должна быть абсолютно уверена. И я хотела бы сначала поговорить с ним, узнать, что он может сказать в свое оправдание.
Мэтт покачал головой.
— Такие вещи делаются только по правилам. Если бы он обвинил тебя в плагиате, — Фрида поморщилась, — он бы обратился к коллегии ветеринаров, а не стал бы взывать к твоей совести. Лучше действовать по правилам.
Валерия нахмурилась.
— И все-таки ничего не получится. Как ты можешь доказать, что он использует медикаменты не по назначению. если ты не укажешь, на что они пошли? Хотя…
Мэтт кивнул.
— Именно. Написать правду он не мог, поэтому каждый раз ему приходилось что-то придумывать. Мне не нужно доказывать, что он сделал что-то не то, достаточно показать, что он не делал того, что декларировал.
Остальные молча смотрели на него. Мэтт закончил.
— Так что решено. Мы явимся на практику и будем записывать ход занятий и наши действия, а главное, точно фиксировать, какие производятся затраты.
Валерия вскинулась:
— Почему это «мы»! Мы разве согласились?
— Нет. — Мэтт выглядел усталым. — Но раз я собираюсь выдать его, вы сами захотите, чтобы ваше свидетельство было точным.
Он не стал развивать свою мысль, да в этом и не было необходимости: если у Мэтта окажется достаточно доказательств жульничества Конфетки и если он сообщит об этом, те студенты, которые использовали медикаменты не по назначению, тоже окажутся под ударом, а рассказать о действительном положении вещей они не смогут.
Вокруг другие группы студентов смеялись, кричали, спускались через пороги. Коди переплыл те несколько футов, что отделяли его скалу, и присоединился к остальным, но болтать друг с другом им как-то не хотелось. Фрида порадовалась, когда они вернулись на берег и молча автобусом доехали до лагеря и своих машин.
Глава 8
Бидж с трудом освободилась от кошмарного сна, в котором несла новорожденного грифона сквозь груды паразитов глубиной по колено. Этот сон снился ей вторую ночь подряд. На этот раз, однако, ей удалось передать птенца улыбающейся Бемби, которая с легкостью выпрыгнула из шевелящейся массы на своих оленьих ногах и поцеловала пушистого малыша в клюв. Бидж сказала: «Сын Астуриэля, познакомься с очень хорошим другом», истерически рассмеялась и наконец полностью проснулась.
На самом деле все произошло иначе. Серебряный опустил Бидж и новорожденного грифона перед ее коттеджем. Она заперла малыша внутри, бросилась в «Кружки» и оставила сообщение грифону. Тот прибыл и забрал сына, молча выслушав перечисление могущих проявиться врожденных дефектов и перечень (возможно, ненужный) мер по уходу за детенышем.
Однако прежде, чем они улетели, он повернулся к Бидж и тихо сказал:
— Я почти надеюсь, что мне никогда не придется оказать тебе ответную услугу — за это я мог бы отплатить, только отдав тебе свою жизнь. — Когда они скрылись из виду, Бидж проспала восемнадцать часов и проснулась под конец дня — совершенно закостенелой, с ужасными синяками на плечах. Пока она спала, Кружка принес ей обед и оставил его в погребе. Бидж уснула снова и проснулась теперь уже на рассвете, чтобы войти в свой нормальный ритм.
Бидж обдумала приснившийся сон, уложила рюкзак, заварила себе чаю и села к столу, размышляя.
Когда она училась в университете, у нее была соседка по комнате общежития, увлекавшаяся медитацией и пытавшаяся втянуть в это и Бидж. Та не очень заинтересовалась, но проявила терпение. Теперь же, сидя у стола и делая глубокие вдохи, она постаралась очистить ум от всяких отвлечении и
