Теперь яйцо каким-то чудесным образом оказалось в руке у меня. Старик улыбнулся:
– Вы не похожи на дурака. А как насчет смелости?
– Об этом не мне судить, – хмыкнул я.
– Вы когда-нибудь пробовали раздавить яйцо в кулаке? А ну-ка давайте! Давите! – скомандовал он. Я вытянул руку и сжал яйцо изо всех сил. Оно не поддавалось. – Есть вещи, которые только выглядят хрупкими, а на самом деле сделаны очень основательно. Из чего сделаны вы, док? Не спешите, поразмыслите хорошенько. Аймиш, сигарету гостю!
Красная молния снова чиркнула рядом с моим ухом. Приземлившись на журнальном столике с разложенными курительными принадлежностями, кардинал ловко подцепил одной лапкой пачку, вытянул клювом одну сигарету и, мигом оказавшись у меня на плече, принялся засовывать ее мне в рот. Сол поднес зажигалку, и я послушно затянулся ненавистным «Кэмелом». Изменить мир, погибнуть или заткнуться навсегда за десять тысяч долларов. Не такой уж плохой выбор.
Яйцо в руке было приятно теплым, будто только что из-под курицы. Все последние месяцы мне не хватало доказательства, чего-нибудь вещественного, осязаемого. И вот… Никогда бы не подумал, что лысый коротышка, красная птица и обычное яйцо способны с такой определенностью склонить чашу весов. Озарение непредсказуемо и приходит разными путями, иногда очень странными. Яблоко, упавшее на голову. Вода, перелившаяся через край ванны. Клайв Льюис поехал на автобусе в зоопарк, а на обратном пути стал христианином. Не знаю, что сыграло главную роль в моем случае – фокус с яйцом, птица-кардинал или же синеватое густое облако дыма, стоявшее в воздухе как после взрыва, но буквально в мгновение ока я осознал, что мой мир никогда не станет прежним. Почему? Трудно сказать. Во всяком случае, страх пришел позже, а в тот момент я ощущал лишь душевный подъем, непонятное ликование, которое можно сравнить разве что с влюбленностью.
– Попробую, – решительно кивнул я.
– Ну что ж, новичкам везет, – рассмеялся Сол.
16
И вот я сидел на кушетке с кардиналом Аймишем на плече и слушал, как хозяин дома раскрывает тайны невероятных пришельцев.
– Холоки не просто делят с нами сны, – начал он. – Они питаются снами. Сосут их как леденцы. Высасывают. Вот почему мы не можем потом ничего вспомнить. Сон съеден – его больше нет! Это для них как наркотик. А что самое страшное для наркомана? Ломка! И вдруг выяснилось, что в определенный момент в будущем сны прекратятся. Совсем. Как телефонный разговор, когда бросают трубку. Они чуть не обделались со страху. Запас сладостей на исходе, что делать? Пришлось в срочном порядке разрабатывать технику физического перемещения, основанную на тех же ментальных скачках, и посылать экспедиции.
– Погодите, можно помедленнее? – Я попытался осмыслить то, что услышал, потом попросил повторить. Все равно непонятно. – Экспедиции? С какой целью?
– Чтобы научиться видеть сны, – объяснил Сол. – Они испробовали все, что могли, но безрезультатно. Где-то к началу века созрела новая идея – создать путем клонирования собственную расу людей. Если не видеть сны самим, то хотя бы иметь каждому своего «сновидца» – вроде домашнего животного – и доить его в свое удовольствие. Однако взятые образцы оказались слишком нежными. Живые особи либо не переживали путешествия, так же как сперма и яйцеклетки, либо не могли привыкнуть к новой среде. Попытки создать гибриды воспринимались как игра, не более. И вдруг родилась Лора… Повторить этот результат так и не удалось. Холоки до сих пор не понимают, как такое могло получиться. Короче, остались они ни с чем. А потом узнали самое страшное…
– Что?
– Нашли своих предков.
– Кого?
– Меня всегда поражало, как это им удается смотреть наши
– Значит, никакие они не инопланетяне?
– Прямо в точку.
– И все эти разговоры о тарелках…
– Прикрытие. Дымовая завеса. Хорошо поставленная пропаганда. Зачем им нужно, чтобы мы знали правду? Так или иначе, холоки настолько отличаются от нас, что вполне могли бы быть инопланетянами. – Я в ужасе закрыл лицо руками. Старик невесело рассмеялся. – Это еще только начало. Таким образом, приоритеты сменились: теперь уже речь шла не о «леденцах», а о самом существовании их расы, которое напрямую зависит от того, произойдет ли ядерная катастрофа. Тут, казалось бы, беспокоиться особо и не о чем, – снова усмехнулся он, – но существует одна неприятная для них вероятность. Один из вероятных сценариев прошлого полностью исключает появление холоков. Они тщательно исследовали эту возможность и сумели точно определить, с каким временем и местом она связана. И с каким человеком, – добавил Сол, торжественно подняв палец.
– С человеком? – недоверчиво переспросил я. – С одним человеком?
– С одним-единственным. А что тут удивительного? Освальд изменил историю одной пулей.
– Значит, этот человек… Он убийца?
– Можно сказать и так. Только не простой. Он убьет идею.
– Как идею?
– Вот именно, – кивнул Сол. – Наша цивилизация страдает от одного массового заблуждения, так глубоко укоренившегося, что мы его даже не замечаем. Началось это, видимо, еще в те времена, когда наши предки жили в пещерах и страх был важной составной частью их жизни. Вокруг бродили хищники, которых приходилось бояться, ничего не поделаешь. Постепенно мы научились защищаться, переселились в города, торговля и специализация производства сделали нас более зависимыми друг от друга, по страх никуда не делся. Суть границ изменилась: теперь они окружают то, чем мы владеем, нашу собственность. Та же самая идея теперь существует в форме конкуренции, а полем битвы стал мировой рынок. Маркс пытался что-то изменить, но в результате лишь натравил один класс на другой. Теперь у нас есть военно- промышленный комплекс, идеальное сочетание конкуренции и механизма уничтожения. Америка тратит четверть бюджета на военные нужды, называя это «обороной». Почему так происходит? Потому что человек по-прежнему верит, что война неизбежна. Да возьмите хоть спорт…
– А спорт-то тут при чем?
– Подумайте сами. Много ли видов спорта допускают возможность ничьей? По пальцам можно перечесть. Если что, назначают дополнительное время. Время! – захохотал он. Потом, заметив, что я не смеюсь, откашлялся и продолжал: – Непременно должен быть победитель и проигравший. Нам обязательно нужен враг! Вот идея, которая должна уйти! Экономика, политика, религия, индустрия развлечений – все у нас пронизано идеей борьбы, образом врага. Нам даже» голову не приходит от нее отказываться, потому что привыкли, потому что когда-то она была необходима для нашего выживания. А теперь все наоборот. Чтобы выжить, нам всем нужно быть вместе: или вес выиграем, или все погибнем!
– Не слишком ли просто? – усомнился я.
– Да, просто, – согласился Сол. – Поэтому никто разглядеть и не может. Слишком глубоко оно сидит – с базовыми первобытными инстинктами так просто не расстаются. Но если когда-нибудь мы все осознаем, что кошмар окончился, что враг – это просто миф, наш мир изменится до неузнаваемости.
– Трудно поверить.
– Почему? Ведьм перестали жечь на костре, когда поняли, что они просто женщины. Перестали торговать рабами, когда поняли, что они такие же люди. Когда-нибудь мы и детьми перестанем распоряжаться как своей собственностью. Может быть, и женщин перестанем насиловать. Все, что нужно, – это изменение вот здесь! – Он постучал пальцем по лбу. – Вот где сидит настоящий враг.
– У Юнга есть кое-что по этому поводу, – заметил я. – О том, что наши враги – всего лишь проекция темных сторон нашего подсознания. Мы переносим на других то, что не можем принять в себе самих. Фактически проецируем наш собственный страх.
