– Ох уж эти люди, – с трудом выдавил Сол, ~ ничего-то они не смыслят во времени!
Я дал отбой и решительно шагнул к его креслу.
– Знаете, что я теперь сделаю?
– Догадываюсь, – прохрипел он, все еще давясь от смеха.
– Проснусь! – гаркнул я, наклонившись к самому его уху. – Мне надоел этот кошмар, и я проснусь прямо сейчас. Встану с постели, смешаю себе джин с мартини, включу музыку и буду отдыхать. Я перенес продолжительный стресс, и мне все привиделось. Вас на самом деле не существует. Ваша Лора – всего- навсего дурной сон. И я никогда не был знаком с доктором Стюартом! – Я крепко сжат подлокотники кресла и зажмурился. – Так… Сейчас тысяча девятьсот девяностый год, «Детройт Пистоне» на третьем месте, я беру с клиентов семьдесят долларов в час. В моей спальне одно окно. Под кроватью лежат два носка. У моего отца случился инфаркт десять лет назад… Сол, пожалуйста, позвольте мне проснуться! Я не хочу быть в этом сне, я сойду с ума!
– Не выйдет, сынок, – вздохнул Сол.
Я открыл глаза. Он смотрел на меня с грустной улыбкой.
– Так я не сплю? – разочарованно спросил я.
– Извини, – пожал он плечами, закуривая очередной «Кэмел». – Лучше бы ты взял деньги. Тебя предупреждали.
Я медленно выпрямился. Потом, повинуясь внезапному порыву, который по сей день не могу объяснить, вытянул вперед указательный палец и позвал:
– Аймиш! – Кардинал тут же вспорхнул на него, посмотрел на меня сбоку одним глазом и что-то довольно проворковал. Он оказался удивительно легким, почти невесомым. – Значит, и ты настоящий… – вздохнул я. – Эх ты, дурачок.
17
После той памятной встречи с Солом моя жизнь вдруг стала меняться самым крутым и неожиданным образом. В течение двух недель от меня ушли все пациенты. Большинство из них сказали, что выздоровели и очень мне благодарны, а остальные либо передумали лечиться, либо попросились к другим терапевтам. Последний переехал жить ко мне. Вернее, мы с ним вместе переехали к Солу. Я чувствовал себя чужим в своей собственной жизни, примерно как человек, который потерял работу, а вернувшись из офиса, обнаружил, что дом сгорел дотла, семья переехала в другой штат, а друзья его больше не узнают. Сол предупреждал меня, что случиться может всякое. «Не бери в голову, забудь о мелочах, думай о главном».
Мы с Хоганом наконец выбрали время, чтобы встретиться и разобрать вещи матери. Ни один из нас не мог бы сказать, что ждет этой работы с нетерпением. Очень странное бывает ощущение, когда возвращаешься после долгих лет в дом своего детства. Все вокруг так хорошо знакомо – вещи, запахи, даже царапины на мебели. Вентиляционная решетка под потолком, за которой мы частенько прятались, когда родители устраивали вечеринку, и стрепетом вслушивались в неразборчивую болтовню подвыпивших взрослых. Ящик любимого отцовского пива, так и оставшийся в кладовке. Лифт для молока, в котором Хоган когда-то застрял, и его пришлось поливать маслом, чтобы вытащить. Запах лимонной мастики для натирки полов, слышный до сих пор, несмотря на толстый слой пыли – мать упала бы в обморок, увидев такое.
Смотреть на вещи, которые никому больше не принадлежали, было тягостно. Драгоценности Хоган хотел отдать Энджи. Фотографии мы разделили между собой – в основном бесчисленные изображения Хогана в футбольной форме со спортивными трофеями. Был там и снимок с моего первого причастия: восьмилетний малыш с прилизанными волосами и накрахмаленным воротничком, в руках – белый молитвенник с золотым крестом на обложке и четки. Бедный глупыш, подумал я, в первый раз по- настоящему ощутив горечь потери, хотя не мог бы сказать с уверенностью, кого оплакиваю – покойную мать или ребенка, которым был когда-то.
Перебирая вещи в комоде, я вдруг наткнулся на не совсем обычный предмет гардероба: наручники, обернутые куском черного кружева. Подумал и хотел было выбросить или спрятать подальше, чтобы Хоган не увидел, – уж больно неприятные мысли они вызывали. Что это – романтический сувенир, напоминающий о сексуальной жизни наших родителей, или улика, свидетельствующая о супружеской измене? Скорее всего ни то, ни другое: уж больно странно. Подобные игры никак не вязались с характером матери. Я поймал взгляд брата в зеркале.
– Ты знаешь, что это? – спросил я.
– Само собой.
– Думаешь, мать…
– Боже мой, конечно же, нет! – Он подошел, взял наручники и поднес их к носу, мечтательно прикрыв глаза. Потом бросил и ящик и задвинул его.
– Не волнуйся, они не мамины.
– Не думаешь же ты, что отец…
– Перестань! – Хоган виновато пожал плечами. – Это моей подружки.
Встретив мой осуждающий взгляд, он слегка покраснел.
– Как, прямо здесь? – спросил я, оглядывая спальню. – На маминой кровати?
– Ну… – смутился он. – Не всегда.
Я нервно накрутил прядь волос на палец.
– Мне казалось, что у вас с Энджи…
– У нас с Энджи все в порядке, – отрезал он, решительно отмахиваясь. – Это просто…
– Просто что? Боже правый, Хоган, думаю, мне не стоит объяснять тебе, чем ты рискуешь.
– Да знаю я все… Только ничего не могу поделать. – Он взглянул в зеркало. – Я себя с ней чувствую таким… таким особенным.
Мне хватило жалости не объяснять ему, сколько моих клиентов вот так же пытались заполнить потерю любимого человека интрижкой на стороне. На самом деле такое поведение вполне естественно. Первобытная реакция, противопоставляющая смерти размножение.
– Как ты с ней познакомился?
– Продал ей «миату», – буркнул он. – Не беспокойся, тут ничего серьезного. Эдриен знает, что я никогда не брошу Энджи…
– Эдриен? – перебил я.
– Ты бы понял, если бы увидел ее.
– Как ее фамилия? – Он назвал. – Работает санитаркой в больнице, правильно?
– Да, ну и что?
– Я ее знаю, встретил на вечеринке.
– Знаешь? – Хоган опустился на кровать, задумчиво покусывая нижнюю губу. – Как странно… – Я мог наверняка сказать, о чем он думает: слишком часто в детстве ему приходилось донашивать за меня вещи. – Джонни, ты ведь не спал с ней, правда?
– Нет, – покачал я головой. Слава богу!
– Мне нужно выпить, – сказал он.
В холодильнике нашлась упаковка пива. Рядом лежал недоеденный брикет мороженого. Я открыл морозилку и присвистнул – она была набита до отказа. Сливочное, клубничное, шоколадное… Эдриен, та самая, никаких сомнений.
Я ждал Лору в доме священника и все думал о брате. Если кто-нибудь узнает об этой интрижке, не сносить ему головы. Надутые снобы, общением с которыми так гордится Хоган, такого не прощают. И что ему взбрело в голову? Отличная жена, дети, весь офис увешан семейными фотографиями, и вдруг… С образом успешного коммерсанта, уважаемого человека, экс-звезды футбола это никак Fie вязалось. Так же, впрочем, как и таинственное африканское паломничество, когда он, к всеобщему удивлению, записался в корпус мира и отправился в Сахару. Тихий паренек щ обеспеченной семьи, которого спортивные тренеры хвалили за дисциплинированность, совершенно не склонный к риску, ни с того ни с сего отказался от стипендии, выигранной благодаря успехам в футболе, и решил давать уроки английского детям кочевников.
В воспоминаниях брата постоянно фигурировал его джип, открытый, выкрашенный в буроватый цвет окружающих песков, – классическая модель, нисколько не изменившаяся со времен Второй мировой. За
