– Аймиш! – скомандовал Сол. – В клетку! Кардинал перегнулся через лоб и заглянул мне в глаза.
Я подмигнул ему.
– Не волнуйся, дружок, я вернусь. Стремительно стартовав с моей головы, он пронесся стрелой у самого пола и точно приземлился в своем золотом дворце.
– Сними ботинки и поворачивайся, – кивнул Сол. Я нагнулся, опершись руками на кровать. Ванда спустила с меня брюки и отточенным движением вогнала иглу. Я вскрикнул от резкой боли. – Теперь уложи его.
– Расслабься, Лось, ничего плохого не случится, я о тебе позабочусь, – приговаривала Ванда, помогая мне устроиться поудобнее.
Я чувствовал себя словно в кресле у дантиста.
– Сними с него пояс.
Вентилятор на потолке монотонно жужжал, разгоняя воздух. Я попытался проследить взглядом за лопастями, но, почувствовав головокружение, прикрыл глаза.
– Спокойно, – послышался голос Сола.
– Ты еще скажи: «Больно не будет», – съязвил я. Ванда нежно взяла меня за руку и нашла пульс.
– Снижается, – сказала она после паузы.
– Мокро, – пожаловался я, чувствуя сквозь брюки влажный брезент.
– Ш-ш… – Ванда прикоснулась к моему лбу прохладной рукой. Я открыл глаза и впервые увидел на лице Сола что-то похожее на страх. Он поспешил улыбнуться. Ванда снова подала голос: – Идет снижение. Минус тридцать.
– Я ничего не чувствую… – вставил я.
– А сейчас?
– Нет, ничего.
– Я ущипнула тебя за ногу, – улыбнулась она.
– Правда? Значит…
– Ты отправляешься, Бульвинкль.
– Тихо, – сказал Сол.
Теперь я и сам ощущал, как мое тело постепенно расслабляется, начиная со ступней. Теплая приятная волна катилась все выше и выше, словно я медленно опускался в ванну.
Ванда снова пощупала пульс.
– Нижняя точка, – сказала она.
Я вдруг широко раскрыл глаза. Сол низко наклонился надо мной, возясь с подголовником.
– Сьюзи! – воскликнул я.
– Это я, Ванда.
– Запиши, быстро!
Я стал диктовать адрес Сьюзи и что ей передать, если со мной что-нибудь случится. Язык тяжело ворочался во рту.
– Есть! – сказала Ванда.
– Нет еще, – возразил я.
– Пошел.
– Да нет же! – Да!
У меня началась сильная дрожь в глазах – очень странное ощущение.
– Быстрый сон.
– Я не сплю, – возразил я.
– Спишь.
– О боже, кому знать, как не…
– Сладких снов, док! – проговорил Сол. Его голос эхом отдавался от стен.
– Альфа-максимум, – сказала Ванда.
Я стремительно проваливался сквозь какую-то массу вроде пудинга или взбитых сливок. Все вокруг стало мутно-белым. В ушах стоял низкий монотонный гул. Казалось, винт речного корабля борется со встречным течением.
Внезапно у меня в руках оказался руль автомашины. Я сидел в автосалоне, в старинном «корвете» с матерчатым тентом, выступающими козырьком фарами и дверцами без наружных ручек. Год 1953-й, точно – я как раз родился. Из скрытых динамиков лились слащавые звуки «Летнего дня» Перси Фейта. В огромные окна бил яркий солнечный свет, отражаясь от белоснежных стен и натертого пола.
Неподалеку раздался смешок. Я обернулся и увидел мать с отцом – они стояли рядышком, прислонившись к пикапу «шевроле», и страстно целовались. На обоих были ярко-желтые костюмы для гольфа. Наверняка это сон. Я выскочил из «корвета» и подошел к ним.
– Привет, ребята!
Отец ущипнул мать за бедро, она взвизгнула и игриво шлепнула его по плечу. Оба расхохотались, словно детишки.
– Эй, привет! – повторил я.
Все еще обнимаясь, они с улыбкой обернулись ко мне, йотом переглянулись и снова посмотрели на меня. Я наминал чувствовать себя лишним.
– Отлично выглядишь, Джонни! – гордо заметил отец.
– Еще бы! – поддержала его мать.
Они опять начали обниматься. Мать извивалась, отбиваясь от его рук.
– Как поживаете? – спросил я.
– Мы умерли, – ответили они хором.
– Да, знаю, но… – Я замялся. На языке вертелись вопросы, по только я пытался их высказать, как сразу начинал путаться. Тогда я спросил первое, что пришло в голову: – На что похожи Небеса?
– Ну… – Мать напряженно наморщила лоб. – Тут семь уровней. Первый…
– Погоди, Роуз, – перебил отец. При жизни никогда не посмел бы. – Предоставь это мне.
– Пожалуйста, – с облегчением улыбнулась мать.
– Джонни, – начал он, сделав шаг ко мне и расставив ноги, как Джон Уэйн. – Сделай вот так. – Он вытянул прямую руку вперед от плеча. Я последовал его примеру. – Так и держи, не опускай, – улыбнулся он, стоя напротив меня, словно зеркальное отражение. Мать с сияющим видом наблюдала за нами. Вскоре моя рука отяжелела и заныла. – Больно, да? – спросил отец.
– Больно, – признался я.
– А на Небесах не больно, – довольно сказал он, опуская руку. Потом вернулся к матери и поцеловал ее в щеку.
Руку опускать мне почему-то не хотелось.
– Долго не получится, – с извиняющейся улыбкой сказал я. – Мне еще надо кое-кого убить.
– Мы знаем, дорогой, – сочувственно кивнула мать. – Это будет нелегко, но мы в тебя верим. Твой отец гордился бы тобой, – добавила она, как будто он не стоял тут же рядом, обнимая ее за талию.
– Ты справишься, Джонни, – подмигнул отец, – но не забудь повеселиться как следует.
– Обязательно, – подмигнул я в ответ.
Они вдруг исчезли. Я остался стоять посреди салона с поднятой рукой. Странный сон: такие или очень важны, или не имеют вообще никакого смысла.
– Привет, док! – раздайся позади незнакомый голос.
Я обернулся. Ко мне подходил с протянутой рукой бледный высокий мужчина в мешковатом красном свитере. Лицо казалось смутно знакомым. То ли сослуживец отца, то ли приятель по гольф-клубу. Черт побери, как неудобно… надо вспомнить. Мы обменялись рукопожатием, и я рассмотрел его пристальней. Коротко остриженные светлые волосы, похож на немецкого актера, который всегда играет капитанов подводных лодок. Стройный, подтянутый, но одет слишком легкомысленно для продавца: свободные брюки защитного цвета, летние парусиновые туфли – типичный курортник. К рубашке на груди приколота табличка: «Макс Стиллнер» – где я это слышал? Он что-то спросил, я прислушался.
– Выбрали что-нибудь? – повторил он.
– Да нет, просто так смотрю.
