Естественно, что и нам захотелось инсценировать «Военную тайну», что мы и сделали, назвав спектакль «Мальчиш-Кибальчиш». Эту инсценировку сделал Леонид Хаит. Он же и поставил спектакль. Но прежде чем приступить к инсценировке, мы долго говорили и долго спорили о ключе, которым можно было бы полностью открыть наивный, детский романтический героизм этой сказки.
Ведь когда мальчик из повести Гайдара сочинял сказку таким же, как он, мальчишкам, то весь сюжет был для них ясен. Они понимали, кто подразумевается под Главным буржуином, Первым буржуином. Понимали, что Мальчиш-Плохиш – предатель. Весь рассказ мальчика был для них сказочным обобщением недавнего прошлого.
Современных детей окружает совсем другая действительность, в которой стерлось даже такое понятие, как «буржуй». Значит, прежде всего надо ввести ребят в атмосферу событий, а потом уж показывать их в обобщенной форме сказки.
Хаит собрал документы о судьбах детей, участвовавших и в революционных событиях, и в гражданской войне, и в Великой Отечественной. Он разыскал фотографии этих детей, чтобы, последовательно показывая их на экране, можно было говорить об их подвигах. О них и рассказывает находящийся на просцениуме актер. И спектакль наш начинается с показа фотографий, проецируемых на экран. Сперва ребята видят двенадцатилетнего Володю Карасева – он был участником штурма Зимнего дворца в семнадцатом году. Потом других ребят. Вместе с Чапаевым ходили в атаку четырнадцатилетний Петя Козлов и пятнадцатилетний Ваня Ротанов, а первым телефонистом Чапаевской дивизии был двенадцатилетний Володя Алексеев. Он даже снялся в чапаевской бурке. В бою за Советскую власть погиб четырнадцатилетний Павлуша Андреев, он похоронен на Красной площади, в Кремлевской стене. Леня Голиков подбил гранатой машину фашистского генерала, в которой были очень важные документы. Телеграмма о присвоении ему звания Героя Советского Союза не застала его в живых – он был убит в бою. Восемнадцать юных героев, погибших в борьбе за Родину, видят дети, пришедшие на спектакль, и последним видят самого Аркадия Гайдара. Тринадцати лет он пошел добровольцем в Красную Армию, а в шестнадцать командовал полком.
Таким образом, еще до спектакля сердца наших зрителей наполняются основной его темой, и сказочный Мальчиш-Кибальчиш становится как бы обобщенным представителем всех тех героических мальчиков и девочек, настоящих, а не сказочных, которых увидели и смелостью которых потрясены пришедшие на спектакль дети. А дальше играется сказка, но рассказчик все время рядом, все время направляет ее, описывая события, характеризуя действующих лиц, объясняя обстоятельства словами автора, словами его сказки.
Таким же ведущим, только еще в большей степени вмешивающимся в действие, является актер- человек в пьесе болгарского драматурга Пенчо Манчева «Заячья школа» в вольном стихотворном переводе Романа Сефа. Поставили этот спектакль в нашем театре болгарский режиссер Лиляна Дочева и режиссер нашего театра Владимир Кусов. Это очень веселое и очень детское представление, в котором актер, ведущий спектакль, является как бы всемогущим. По взмаху его руки открывается и закрывается занавес, появляются и пропадают кроватки или парты, зайчата, зайчиха-мама, заяц-учитель, школьный сторож – осел, страшный филин и еще более опасная лиса. Человек этот, все время находящийся перед ширмой, – веселый и деловой распорядитель, и представить себе «Заячью школу» в исполнении только кукол, без человека – хозяина действия – невозможно.
Во всех описанных мною спектаклях человек, вступая или не вступая в общение с куклами, будучи видимым или только слышимым, никого не изображает. Это в равной степени относится и к уличному шарманщику, разговаривающему с Петрушкой, и к актеру, ведущему спектакль «Мистер Твистер», и к невидимому человеку, ведущему «Тигрика Петрика». Под каждым из них никто не подразумевается, кроме их самих. Они не исполнители ролей. Они рассказчики.
Рассказчик-персонаж
Но не менее часто и в спектаклях нашего театра и в других кукольных театрах человек принимает участие в действии как определенный персонаж. Иногда при этом сохраняя роль ведущего. Таким персонажем был актер Сперанский, исполнявший роль шарманщика в пьесе «Каштанка».
Старую Москву наши зрители не знали. Они же дети, и живут в новой Москве. И прежде чем начать спектакль, надо было, чтобы ребята вошли в пространство старой Москвы. Не только в пластическое решение этого пространства – улицы, фонари, одежда людей, но и в социальное пространство – взаимоотношения людей разных слоев общества. Вот почему Сперанский ввел в свою пьесу рассказчика- шарманщика, поручив эту роль не кукле, а человеку, сейчас живущему человеку, могущему посмотреть на чеховскую Москву со стороны и рассказать о ней ребятам.
Выходил шарманщик перед ширмой только два раза: перед первым актом и перед вторым. Одет он был по-бытовому, не «театрально». На ремне настоящая старая шарманка. Крутит ручку. Шарманка звонко и неразборчиво играет старую песню «Разлука ты разлука, чужая сторона, никто нас не разлучит, как мать сыра земля». Кончив играть, снимает шляпу.
«Здравствуйте, молодые-хорошие!.. А ну поговорим... Уж очень я разговор люблю... Уж очень я разговорчивый... Шарманщик я... Вот оно какое дело – шарманщик... В старые времена ходил я с шарманкой за спиной по дворам, закоулкам Российской империи... Ходил, шарманку крутил. Гроши медные собирал на пропитание... Эх, старые времена, собачья жизнь.
А вы старые времена помните? Где уж вам, молодым-хорошим! Духа вашего тогда не было! А я вот старые времена в мешке таскаю... Вот оно какое дело – в мешке... А ну, люди-человеки, которые там в мешке, держись, показывать буду! Цыц, не трепыхаться, тащу, тащу.
«Сейчас мы откроем занавес, и вы увидите старые, старые времена... Каштанку увидите и ее замечательные приключения. Занавес».
Открывается занавес, и перед зрителями комната столяра. Верстак. Ходики. Клетка с чижиком. Стружки. Куклы, лежавшие на ширме, оживают, и начинается спектакль.
А перед вторым актом, когда зрители уже знали, что Каштанка потерялась и ее приютил какой-то неизвестный человек, шарманщик опять выходил перед ширмой и говорил:
«Прошел месяц. Каштанка уже привыкла к тому, что ее кормили вкусными обедами и звали Теткой. Иногда на нее нападала грусть. Начиналось с того, что у собаки пропадала всякая охота лаять, есть, бегать по комнате, вилять хвостом. Иногда, оставшись одна, она ложилась на матрасик, закрывала глаза и в ее воображении появлялись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непонятными. При появлении их Тетка виляла хвостом, и ей казалось, что она их где-то когда-то видела и любила... А засыпая, она каждый раз чувствовала, что от этих фигур пахнет клеем, стружками и лаком».
На всем протяжении этого монолога Каштанка лежала на грядке ширмы, вытянув передние лапы и положив на них свою морду. Спала, изредка вздрагивала, иногда чуть-чуть скулила.
Ребята сидели так тихо, будто их и не было никого. Вот уже чуть не полвека прошло с тех пор, а я не могу забыть этого монолога человека-шарманщика и маленькую кукольную собаку, лежащую на ширме.
Шарманщик не вступал в общение с куклами. Он объяснял поступки действующих лиц, но не участвовал в них.
Внутри сюжета
