– Да будь он проклят! – так и подскочил преподобный Энтони. – Пусть черти зажарят в аду его порочную душу!..
– Ваша милость, – поспешил прервать Робсарта-младшего Эзикиэль Батс, – ведите себя скромнее, уважайте память покойного.
– Что?! – почти взвизгнул Энтони. – Этот пес лишил меня всех полагающихся по закону прав и думает, что я успокоюсь его ничтожной подачкой? Он обобрал меня, он лишил законного титула! Он сдох, как свинья, и теперь я его единственный наследник!
– Так вот почему вы так вырядились? – иронично заметила Ева. – Вы уже считали себя пэром Англии!
– И я им буду! – потряс кулаками над головой Энтони Робсарт. – Пэрство передается по мужской линии, если есть хоть один наследник мужского пола. И Рэч ничего не получит. А Николас… Кто этот Николас, где он? С ним всегда было нечисто, Дэвид не признавал его. И теперь он все оставил этому ублюдку, только затем, чтобы отстранить меня! Не дождетесь! – тряс он в бешенстве пальцем перед спокойной Рэйчел. – Ха! Пэресса Рэч! Сатанинское отродье! Ты ничего не получишь, ведьма!
– Сударь, вы ведете себя в высшей степени непристойно, – вступился за девушку Стивен.
Но Энтони не так-то просто было угомонить. Он кричал, угрожал, обещал, что потребует пересмотра вопроса о пэрстве в Палате лордов, начисто забыв, что при нынешнем режиме она просто упразднена. Когда ему напомнили об этом, он все равно не пожелал сдаваться.
– Вы думаете, что можете отделаться от меня? Не дождетесь! Это я могу устранить всех вас. О, я знаю, что сделаю, – я всех вас объявлю предателями и преступниками. Вы лишитесь всего, а Сент-Прайори станет моим.
– Дядюшка, да вы безумны! – возмутилась Ева. – Ваше место в приюте для умалишенных!
– А твое, девка, в портовых кабаках. Или на плахе!
Теперь поведение Энтони возмутило всех. Стивен молча сгреб его за шиворот и хотел выбросить вон, но дядюшка вырвался и отскочил к камину, вытянув руки, словно удерживая Стивена.
– Все! Все! Я умолкаю. – Он перевел дыхание, оправил сбившуюся одежду и даже постарался придать себе солидный вид. Затем вскинул растрепанную голову и процитировал: – «Злой дух пока отступил от Саула». Я удаляюсь, чтобы вы имели время подумать и признать мою правоту.
Он вышел величественной походкой; оставшиеся еще долго с возмущением обсуждали его поведение.
– Он уехал, – заметила Рэйчел, выглянув в окно.
– Скатертью дорога, – оправляя юбки, встала Ева. Она была скорее весела, чем взволнована – поведение дяди лишь позабавило ее. Потом она с улыбкой взглянула на Рэйчел: – Ты станешь пэрессой, Рэч. И это верно, как судьба. Видит Бог, ты достойна этого, как никто из нас. И уж тогда-то ты будешь самой завидной невестой в Англии! Видишь, как славно все складывается.
По сути, ее не обидело, что титул, в обход ее – старшей дочери, переходил к младшей. Как бы эгоистична ни была Ева Робсарт, но в глубине души она понимала: Сент-Прайори – это Рэйчел. К тому же сейчас ее волновало нечто другое – деньги. Огромные деньги, что отныне принадлежат ей. Это и будет то приданое, какое она предложит королю.
Она выскользнула из летней гостиной, где все еще обсуждали странное поведение Энтони Робсарта, незамеченной.
– А где сейчас ваш брат Николас, леди Рэйчел? – почтительно обратился к девушке мировой судья Эзикиэл Батс. – Думаю, нам следует поставить его в известность.
Почему-то этот вопрос привел присутствующих в некоторое замешательство. Все глядели на Рэйчел, но она, хоть и побледнела, ответила со спокойным достоинством:
– Николас Робсарт проживает во Франции, в провинции Бретань, у родни своей матушки, Бомануаров.
– Бомануаров? – переспросил с беспокойством судья. Его несколько нервное, пухлое лицо вдруг вытянулось. – Бомануаров? – вновь повторил он и нахмурился, словно припоминая что-то. – Это не те Бомануары, сын которых сбежал из родового замка и поджег корабли в порту, а племянник главы рода избил епископа Байе?
Рэйчел надменно вскинула голову:
– Я не знаю, о чем вы толкуете, милостивый государь. Бомануары – это древний, почтенный род; некогда они ходили в крестовые походы под знаменем Людовика Святого, а также принимали участие в знаменитой «Битве тридцати» в годы Столетней войны. И даже глупая выходка кого-то из Бомануаров не может опорочить столь прославленное имя. Леди Шарлотта де Бомануар была второй женой моего отца и родила ему сына Николаса.
Ее голос как-то странно звенел, когда она произносила все это, а взгляд так и полыхал.
– Да, да, конечно, – пробормотал мировой судья и вскоре поспешил откланяться.
Стивен подошел к Рэйчел:
– Кажется, Джулиан Грэнтэм тоже родственник Бомануаров? Помню, он говорил, что якобы ничего не знает о вашем брате.
Рэйчел проглотила ком в горле.
– Ради бога, мистер Гаррисон, не сейчас. Я очень утомлена. Если можно, мы обсудим все позже.
Стивен поцеловал ей руку.
– Уже темнеет. Вы и в самом деле утомлены, простите меня. Думаю, мы обсудим все завтра.
Ева нашла короля у Джулиана. Грэнтэм чувствовал себя уже лучше, краски вернулись на его лицо, и ел он с аппетитом. Хотя на голове его была повязка, он уже улыбался и уверял его величество, что хоть сегодня готов вскочить в седло и скакать. Однако когда появилась Ева, он сразу помрачнел и сжал зубы так, что на щеках обозначились желваки. Казалось, он еле переносит прелестницу.
Ева поспешила поскорее увести короля с собой. Расположившись в одном из покоев в эркере большого окна, она поведала ему о странном поведении дядюшки, а главное, о том, что теперь она богата, так богата! Она нежно и испытующе смотрела на него, ожидая ответа, и пыталась бодриться, но явно нервничала: пальцы ее чуть дрожали, когда она перебирала складки юбки.
Карл уловил ее напряжение. Он мягко улыбнулся, прижался губами к ее руке, но глаза его остались серьезными. Во-первых, для себя он уже решил, что Ева после смерти Робсарта уже не так ценна для него, а во-вторых, он серьезно задумался над тайной Сент-Прайори в обличье таинственного существа, которого обитатели замка старательно скрывают. В-третьих, Ева так стремилась доказать, что в ней, в ее деньгах, есть какой-то смысл для него, что это навело его на мысль – она не так проста и бескорыстна, как хочет казаться. Сорок тысяч фунтов. Это, конечно, деньги, но для Карла, в сравнении с его планами возвращения престола, – лишь капля в море. Все сильно изменилось.
Карл ощутил себя негодяем. Но что значили все человеческие чувства и переживания в сравнении с его высшей целью – вернуть трон отца?
Поэтому он ушел от прямого ответа и расспросил Еву подробнее о тексте завещания. Он поинтересовался, что думает Ева о своем брате Николасе и о том, как скоро тот может предъявить права на пэрство. Ева отвечала как-то неопределенно, но у Карла сложилось впечатление, будто она вообще сомневается, что Николас воспользуется титулом отца. Скорее всего, Робсарт в завещании сослался на сына лишь для того, чтобы уберечь пэрство для дочери от притязаний со стороны Энтони. Ева считала, что Рэйчел достойна стать пэрессой даже в обход ее, старшей дочери, и это умилило Карла. Но, с другой стороны, разве Ева не метила выше – на место его жены и королевы? Она так убежденно говорила об этом, хотя он сам дал ей повод, попросив ее руки.
Сейчас для короля этот вопрос был наиболее мучителен. Он вновь ушел от темы и заговорил о загадочном убийстве лорда Робсарта. Кому это было выгодно? Он стал расспрашивать Еву, кто и в какой очередности прибывал в замок. Она, словно через силу, заставила себя сосредоточиться: сначала прибыл Энтони, затем лорд Джулиан Грэнтэм, который, узнав, что короля все еще нет в Сент-Прайори, тут же уехал его искать и вернулся только с его величеством и сопровождающими. Потом приехала Рэйчел, но ее Карл не мог ни в чем заподозрить – не могла же Рэйчел убить собственного отца, даже если со смертью последнего она становилась свободной и богатой. А вот Энтони… Он-то рассчитывал, что с гибелью старшего брата перед ним откроются широчайшие перспективы. Николаса он просто не брал в расчет, так как о том редко
