– Я уже видел его, сир. Тогда, на лестнице. Но не поверил, что это живое существо, и принял его за химеру… За ожившую маску горгульи.
Карл чуть кивнул. Немудрено, что он посчитал слова лорда бредом.
Охранники по-прежнему переговаривались, потом один из них, кажется Томас, подал гостям чашку с разбавленным элем. Ее не приняли, и Томас согласно кивнул:
– К этому и в самом деле надо привыкнуть. Я вон на войне всякое повидал, но, когда покойный милорд приставил меня к Нику, я просыпался по ночам в холодном поту и боялся даже собственной тени. Пить тогда начал.
Бен что-то проворчал, а потом повторил более отчетливо:
– Из-за твоих пьянок этот парень сбегал несколько раз.
Томас не ответил. Он глядел на «этого парня», и, когда сумасшедший стал возиться и подвывать, цыкнул на него, погрозив плеткой. Плетка имела несколько хлыстов и заканчивалась впаянными крючьями. Безумец втянул голову в плечи, его лицо исказилось гримасой страха и дикой злобы.
– С ним вообще-то можно справиться, правда, с трудом. Нас с Беном он боится, а барона даже признавал, хотя и боялся пуще нас. Тот частенько усмирял его, избивал до крови. Ненавидел лорд его ужасно, хоть сам и породил.
Карл и Джулиан по-прежнему не сводили с безумца глаз.
– Это… этот убивал?
Охранники переглянулись. Наконец Бен произнес:
– Вы ведь и так уже все знаете. Что ж, расскажу. Нам-то здесь, как я понял, еще немало времени коротать.
И он рассказал, что мать Николаса сама была женщиной безумной. Правда, родня ее это скрывала, да и сама леди Шарлотта долгое время не проявляла никаких признаков помешательства. Она была красавицей, недаром лорд Робсарт завел с ней роман. Когда он узнал, что с ней не все в порядке, она уже понесла от него. Барон не хотел с ней связываться, но королева настояла. Ее величество тогда ни о чем не ведала, а узнала все, когда уже ничего нельзя было поправить и безумство Шарлотты де Бомануар выплеснулось наружу. Говорят, королева просила у лорда Дэвида прощения, и даже на коленях стояла, особенно когда ее августейшему супругу понадобились полководческие таланты Робсарта. Но лорд их не простил и примкнул к парламентариям. Леди Шарлотта тогда уже родила Николаса и совсем помешалась. Ее держали взаперти, скрывали, как могли. То, что Николас тоже ненормален, вскоре стало очевидно. Кормилицы боялись его, их приходилось часто менять, но потом поползли слухи, что сын милорда – маленькое чудовище.
Тогда Робсарт услал и безумную жену, и сына к их родне во Францию. Бомануары поспешили упрятать Шарлотту в какой-то монастырь, где она вскоре и погибла, прыгнув с башни. Николаса, пока был мал, пытались лечить, но вскоре и его пришлось прятать – он оказался настоящим выродком. С ранних лет он проявлял склонность к жестокости и насилию: мучил и убивал животных, а потом стал бросаться на людей. Словно дикий зверь, все норовил кого-нибудь покусать, искалечить. Упырь какой-то, а не ребенок – он становился спокоен, лишь глотнув крови. Его стали запирать, избивать, запугивать. И прятать от всех.
Лорд Робсарт порой вместе с Патриком Линчем и с Беном ездил навестить его. Но эти визиты были для него столь мучительны, что он делался после них больной, становился подавленным и все твердил о проклятье рода Робсартов. Потом он и вовсе перестал ездить, постаравшись забыть о ненормальном сыне. Он много воевал, и это словно успокаивало его, отвлекало от мыслей об ужасном отпрыске. А затем пришло известие от Бомануаров: Николас загрыз служанку. Просто съел. Он и раньше набрасывался на людей, но, пока был ребенком, с ним удавалось справиться. С годами сила в нем прибывала, а ум постепенно исчезал; он все более походил на чудовище, и Бомануары уже не могли с ним сладить. Они пожелали вернуть его отцу, пригрозив, что, если он не примет сына, они расскажут о Николасе и тем самым запятнают имя Робсартов.
Лорду Дэвиду пришлось принять меры. Он устроил для сына это тайное обиталище и перевез его в Англию. С тех пор в Сент-Прайори больше не бывало гостей, а на замок лег покров тайны. Николасу, когда его привезли, было лет пятнадцать, но выглядел он уже как сейчас – чудовище без возраста. Говорят, такие долго не живут, но Николас пока не собирается умирать, а у Робсарта, как бы он ни ненавидел сына, не поднималась рука убить его. А вот Николас убивал. С ним приходится быть предельно осторожным – он дьявольски хитер и изворотлив. Его содержат впроголодь, и если выпускают, то только поскакать в пустом пространстве внутри старой башни. Рядом с ним обязательно находится страж с плеткой, которую монстр боится панически, как и псов Робсарта. Его безумный, дьявольский ум позволял ему несколько раз убегать. Он вылезал порой прямо по стене, но далеко от башни не отходил, боялся, видимо, псов. Это случилось, когда пару раз Том Легг, выпивши, начинал дремать. С плеткой, конечно. Если в руках плетка, безумец и не приблизится. Прежний охранник, Филип Блад, как-то оказался без нее, и от него остались одни лохмотья. Все списали на псов, как и ранее, с тем охранником-французом, что состоял при Николасе еще со времен его пребывания в Бретани. Как и с Джеком Мэрротом, когда тот бог весть зачем пришел ночью к руинам.
– Этого ненормального порой надо выпускать в старую башню, вот он и выбрался. А Томас тогда выпил, – заметил Бен Петтигрю, покосившись на угрюмо молчавшего Томаса.
Тот вздохнул и впервые подал голос:
– У меня, бывало, такая тоска случалась от этой проклятой работы! Как тут не выпить? А уходить я не хотел, подвел бы своего благодетеля, да и платил его милость хорошо. Угостили меня, вот я и не доглядел. – Он закашлялся. – Поверьте, господа, для всех в Сент-Прайори существование здесь этого чудовища – жуткое испытание. Все эти годы… Мы ведь не знали, что он сотворит, если убежит. Вернее, знали и дрожали от страха.
– Значит, это он вырядился монахом? – спросил, наконец, король.
– Нет! – решительно заявил Бен. – Я тогда был с ним, и Ник оставался здесь, даже вел себя тихо.
Король видел, как монстр завозился и пустил под себя лужу, но словно не придал этому значения. Воняло от него ужасно, до рези в глазах.
– Он хоть что-нибудь понимает?
– Да как сказать. Вон на вас ведь пялится, значит, удивлен, что вы здесь. Своих-то он признает. Довольно ворчит, когда ему кидают еду. Барона узнавал всякий раз, когда тот приезжал. Но боялся его, забивался в угол. А когда приходила Рэйчел или мистер Патрик, даже проявлял какие-то признаки радости. Они ведь всегда что-либо приносили ему от стола. Леди Ева его даже дразнила, но к ней он все равно относился миролюбиво. Нравилась она ему, по-своему, конечно. С ним такое творилось, когда она уходила, удержу не было. Мы даже сами попросили ее не навещать его. Покойная леди Элизабет была здесь лишь однажды. Пришла поглядеть, но больше не наведывалась.
– И он убил ее, – заметил король. – Выходит, это чудовище ночью пробирается в замок.
Ему стало не по себе, когда он представил, какой опасности подвергался. А вот Джулиан и Стивен даже охотились за ним.
Заговорил Томас:
– Последний раз… Перед этим такая неспокойная ночь была – я носился по пустоши, разыскивая мисс Рэйчел, а когда сменил Бена, меня сморила усталость. Запустил Николаса в старую башню, а сам уснул. Проснулся, он уже здесь. Я-то лишь позже узнал, что он убегал, а вы, сэр Джулиан, и полковник Стивен погнались за ним.
Король подумал, что при столь нерадивых охранниках безумец вполне мог покидать пределы усадьбы – убил же он Осию.
– Что думал с ним делать барон? – спросил Карл лишь бы отвлечься, не смотреть на это возившееся за решеткой существо.
Охранники с готовностью закивали:
– Лорд Дэвид думал увезти его. Не место ему тут. Да еще лорд-протектор откуда-то узнал про Николаса. Старый Нол ведь все знает. Он шантажировал лорда, заставляя повиноваться, иначе, мол, раскроет его позорную тайну.
Король кивнул. Теперь многое стало ясным: и отчего Робсарт опасался порвать с Кромвелем, и как он сам едва не породнился с женщиной, в роду которой имелась столь порочная тайна. Вполуха он слушал, как Бен говорил, что к весне следующего года Робсарт обещал дочерям избавить их от Николаса. Он где-то в Америке подобрал место, где можно было содержать его. Оставалось лишь найти новых верных охранников,
