Глаза надзирателя блеснули жадностью.
— Хорошо, я тебя отпущу сейчас, если ты доставишь эту руду на мельницу. Я возьму ее в казну за убытки, которые ты причиняешь отказом от отвода.
— Я согласен, лое. Сегодня к обеду сдам тебе все, что добыто, — поспешил ответить Лю Пи, чтобы надзиратель не потребовал еще чего-нибудь.
Вернувшись домой, он вместе с Мафу стал пересматривать руду, сложенную у шахты, чтобы отобрать и не сдать ни одного куска с видимым золотом. В это время мальчики носили на мельницу все, что старшие отбрасывали.
К полудню дело было кончено, руда сдана, Лю Пи отдал надзирателю документы, содержавшие описание отвода и разрешение на его обработку, и получил документ, удостоверяющий, что казна не имеет к нему претензий. А после обеда рудокопы истолкли и промыли десятка два кусков руды с золотом, отобранных из кучи.
На следующее утро, взволнованные ожиданием предстоящего путешествия, мальчики проснулись чуть свет, быстро сварили жидкую кашу с волчьим мясом, кусок которого они принесли с охоты, и разбудили старших. Когда кончили завтрак, в фанзу вошел старый китаец с красными слезящимися глазами и седой бородкой.
— Кушали — не кушали, приятели? — сказал он и прибавил, заметив, что они еще едят, — хорошо покушали, вижу. А скоро ли поедем?
— Садись, приятель Юнг, покушай и ты на дорогу. Немного каши осталось, хорошая, с мясом, — пригласил Лю Пи.
— Разбогател ты, Лю Пи, часто мясо кушаешь, — ответил Юнг, опускаясь на корточки возле кана и принимая полную чашку. — Небось, барашка купил у калмыков?
Мафу и мальчики рассмеялись.
— Этот барашек сам немало барашков съел на своем веку, — сказал Мафу.
— Уж не дохлой ли собакой вы угощаете меня? — спросил Юнг.
— Хуже, приятель! Волка кушаешь. Вот и сам охотник сидит, — засмеялся Мафу, указывая на Хуна, покрасневшего от гордости при этих словах.
— Что же, волк, так волк, по крайней мере не дохлятина. Мне, когда я работал в Дагуне, приходилось есть волков, а один раз они меня самого чуть не съели, едва отбился.
— Соберите посуду, вымойте чашки! — приказал Лю Пи, заметив, что Юнг кончил еду. — Пойдем грузиться.
Лю Пи и Мафу стали вытаскивать на двор инструменты, мешки, постельные узлы. Мальчики проворно сполоснули чашки, вытерли котел, вылили остатки чаю во флягу и понесли посуду на двор. Тут они увидели, что возле фанзы стоят два ишака. К седлу одного из них Мафу и Лю Пи прилаживали рудоносные корзины по паре с каждой стороны и сложили в них кирки, лопаты, ступку, промывальный таз, разную мелочь, а сверху увязали треногу, котел и мешки. На другого ишака Юнг навьючил постельные узлы и мешочки с мукой и крупой, всю мягкую рухлядь, а сверху положили свернутые цыновки с кана и обеденный столик. Посуду и флягу с водой Мафу и Лю Пи взяли в свои котомки. Мафу нагрузился еще ружьем, а мальчики шли порожняком.
Позвякивая бубенчиками и подгоняемые криками Юнга, ишаки вышли со двора. Хун и Пао. бросили последний взгляд в темную шахту, по ступеням которой они поднимались и опускались много сотен раз, достали из убежища в стене новую трубку и кисет с табаком и побежали догонять ишаков.
Когда маленький караван приблизился к мельнице, его остановили два солдата и вызвали надзирателя, который только что поднялся с теплого кана.
— Ну-ка, богачи, разверните ваши вещи! — сказал он. — Я должен посмотреть, не увозите ли вы утаенное золото или богатую руду.
— Не задерживай нас, пожалуйста, лое, — попросил Лю Пи с глубоким поклоном. — Путь наш далек, а золота и руды мы не везем.
— Не теряй времени на разговоры, а снимай свои узлы! — рассердился надзиратель. — Когда я увижу, что золота нет, я отпущу тебя на все четыре стороны. Солдаты, стаскивайте все на землю!
Солдаты, державшие ишаков за морды, бросились развязывать вьюки. Обыск вносил развлечение в их однообразную жизнь, и они рады были стараться. Мигом узлы с постелями и одеждой очутились на пыльной дороге, были развернуты и перещупаны. Надзиратель смотрел и приговаривал:
— Ищите хорошенько, ищите везде. У них, наверно, припрятано золото!
Хотя время было рабочее, но сцена обыска привлекла несколько рудокопов и рудоносов, столпившихся поблизости. Надзиратель стоял впереди ишаков, загораживая им дорогу; вдруг один из них, почуяв близость ослицы на дворе мельницы, внезапно поднял хвост, вытянул морду и заржал перед самым лицом надзирателя, обрызгав его слюной. Восторженное приветствие животного было грубо прервано и перешло в жалобные ноты, потому что Юнг схватил его за хвост, а надзиратель ударил кулаком по морде и, бормоча проклятия, начал вытирать рукавом свое лицо.
— Звонко кричит твой ишак, приятель, — воскликнул Мафу с насмешкой в голосе. — Ты подержи лучше обоих за хвосты, чтобы они не мешали лое осматривать наши вещи.
Зрители, солдаты и мальчики улыбались; надзиратель покраснел от злости и прошипел:
— Сними-ка свою котомку, болтун, и вытряхни. Солдаты, обыщите и одежду на них, загляните в кисеты с табаком, везде ищите.
Солдаты усердствовали, перебрали все вещи, прощупали швы, перемяли подушки-валики, заглянули даже во флягу с остатками чаю и вылили содержимое на землю, заставили рудокопов снять обувь, обыскали погонщика и седла ишаков. Но ни руды, ни золота не оказалось нигде. Ожидания надзирателя были обмануты.
— Эту старую шахтовую крысу не так-то легко накрыть! — проворчал надзиратель, указывая на Лю Пи. — Золото он унес, видно, раньше и припрятал в надежном месте.
Он повернулся и пошел к своей фанзе, а на пороге обернулся и крикнул:
— Отпустите их, пусть убираются хоть в преисподнюю!
— Ай, ай, нехорошо так говорить честным людям на дальнюю дспогу! — воскликнул Лю Пи, когда надзиратель скрылся в дверях. Мафу погрозил ему вслед кулаком. Солдаты засмеялись и, вынув из-за пояса трубки, попросили у Лю Пи табаку за свои труды.
Отсыпая им горсточку, рудокоп сказал, вздыхая:
— Если бы вы меньше старались, я поблагодарил бы вас иначе.
— Ну, приятель, ты знаешь, наш лое сердитый, нельзя не стараться. Но мы в рот вам не заглядывали и косичек не расплетали, а золото, может быть, там запрятано, — ответил один.
— Не может быть, чтобы такой старый рудокоп, как ты, уходил с рудника ни с чем, — прибавил другой.
— Можете и косу расплесть и в рот, и в другие места залезть, — рассердился Лю Пи, — нигде ничего не найдете.
Солдаты присели на корточки и курили, рудокопы складывали и вьючили свои вещи. Наконец, все было готово, и маленький караван тронулся дальше по улице. Прохожие, лавочник Ван Ли и подошедший с мельницы Ли Ю провожали уезжающих до последних домов поселка и пожелали им счастливого пути и удачи на новом месте.
Когда начался пустырь, Лю Пи сказал мальчикам:
— Вы идите, не спеша, вперед с ишаками, а мы с Мафу посидим, покурим перед дорогой.
Когда ишаки скрылись за поворотом, рудокопы вернулись к развалинам последней фанзы на брошенном отводе и в уголке двора, под кучей мусора, откопали свое золото, предусмотрительно припрятанное там накануне в сумерки. Два небольших, но тяжелых мешочка исчезли в глубине котомок. После этого Лю Пи и Мафу быстро пошли вперед и вскоре нагнали караван.
Через два часа путники подошли к речке Ангырты, окаймленной узкой полосой прибрежных рощ и зарослей. По мелкой гальке струилась чистая прохладная вода, к которой с жадностью припали животные и люди. Мальчики уже целый год не видели другой воды, кроме лужи в яме на дне шахты, не видели зелени,
