заметил, что слева, не доходя берега, в стене камыша чернела брешь, узкий темный коридор между высокими стеблями.
Мафу, наломав сухих стеблей, высек огонь, зажег их и при свете огня стал рассматривать следы на тропе. Почти у воды, на влажной почве все увидели отпечаток лапы, величиной с небольшую тарелку, глубоко вдавшийся в ил. След был совершенно свежий, так как из ила еще выступала каплями и скоплялась в углублении вода.
Все трое поняли без слов, что случилось с несчастным, и с ужасом смотрели на зловещий след, пока не догорел пучок стеблей. Потом, подобрав посуду и набрав воды, они вернулись к месту стоянки, где в сгустившихся сумерках под сводом деревьев уже горел костер. Мальчики встретили их вопросом:
— Где Чунг? Что случилось?
— Тигр унес Чунга, — ответил Лю Пи.
Так идем скорее спасать его! — воскликнул Хун.
— Пока мы найдем зверя ночью в камышах — от человека мало что останется, — сказал Мафу с досадой.
— Неужели ничего нельзя сделать? — сказал Хун со слезами в голосе.
Пао смотрел на взрослых глазами, расширенными от ужаса.
— Ночью и без собаки ничего нельзя сделать. Даже если бы тигр унес тебя, я бы не пошел отбивать. Вот завтра мы его попробуем выследить, он будет сытый и сонный.
— Бедный, бедный Чунг! И зачем только мы взяли его с собой? Там в своей фанзе он был бы жив, — сказал Пао.
— Спасли его от голода, чтобы отдать на ужин тигру, — прибавил Хун.
— Но ведь нам нужно напоить животных на ночь, — заявил Хун.
— Как же быть?
— Мы пойдем с огнем, тогда он не тронет, — ответил Мафу.
Печальный и молчаливый ужин был в этот вечер у рудокопов. Даже Мафу лишился своего хорошего аппетита. Взоры всех невольно обращались к зловещей стене камышей у реки; так и казалось, что вот-вот раздвинутся сухие стебли и появится страшная морда людоеда. При каждом шорохе от упавшей с дерева сухой ветки или от порыва ветерка в вершинах мальчики вздрагивали. Ночь была теплая, небо заволокло, по временам накрапывал дождь, и капли стучали по подсыхавшей листве тополей. Костер бросал красные отблески на толстые стволы, обступавшие площадку, а в промежутках между ними стеной стоял мрак, жуткий и непроницаемый.
После ужина все пятеро, вооружившись факелами, повели животных к реке. Мальчики с трепетом всматривались в темный коридор в камышах, по которому тигр унес злополучного отшельника.
Нарезали камыша, развели два костра с разных сторон, привязали животных к деревьям и сами улеглись в промежутке между огнями, а с двух других сторон протянули веревки и повесили на них седла, потники, тряпки, ветки, чтобы эти необычные для безлюдных мест предметы пугали ночных хищников. Мальчиков избавили от дежурства, опасаясь, что они поднимут ложную тревогу из-за пустяков и перепугают всех. Ночь, однако, прошла спокойно. Кричала сплюшка, чуть слышно журчала река, шелестели камыши, изредка накрапывал дождь. Лошади и ишаки с хрустом жевали корм; по временам лошадь переставала есть и, навострив уши, вслушивалась в ночные звуки, а затем, вздохнув, продолжала жевать..
НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ
Когда совсем рассвело, Лю Пи, Мафу и Хун, упросивший старших взять его с собою, отправились выслеживать тигра. Они пошли по тропе в камышах, по которой зверь унес Чунга. Вскоре нашли один башмак отшельника, потом другой. Тропа извивалась по камышам вдоль реки и, наконец, отклонилась в сторону, где мчались густые колючие кусты барбариса, шиповника, боярышника, джигды. Здесь между стеной камыша и большой развесистой джигдой было укромное убежище, в котором тигр ужинал: валялись окровавленные лохмотья синей бязи, клочья ваты, обглоданные и изгрызанные кости; в нескольких местах почва была темнобурая, напитавшаяся кровью. Но самого зверя не нашли: на рассвете он, вероятно, унес остатки своего пиршества в более отдаленное место.
Искать его без собаки по чащам и зарослям было безнадежно, тем более что он мог переплыть на другой берег, где за узкой полосой деревьев расстилались огромные камыши с озерами и болотами. Пришлось вернуться назад ни с чем, к большому огорчению Хуна.
Еще три дня шли наши беглецы по такой же местности. Опасаясь тигров, они не решались пускать животных на ночь пастись; поэтому приходилось останавливаться днем на более долгое время, чтобы лошадь и ишаки успели покормиться. На второй день стали попадаться отдельные фанзы, а вокруг них возделанные и уже сжатые участки полей. Но людей не было, жилища пустовали, некоторые носили следы разрушения. Очевидно, здесь прошли дунгане, и земледельцы бежали при их приближении. Местами попадались свежеобглоданные скелеты лошадей и быков, а также клочья одежды и кости людей. Вблизи фанз бродили одичавшие. собаки и кошки, прятавшиеся при приближении каравана. Они, вероятно, так же как и волки, питались падалью и трупами.
Беглецы останавливались на ночлег в брошенных фанзах, выбирая те, которые стояли подальше от большой дороги. Осень вступала уже в свои права, перепадали дожди, ночи стали сырые и холодные, и под крышей было теплее и суше, тем более что вблизи фанз находились остатки соломы для животных и запасы топлива, а огонек в фанзе не мог быть виден с большой дороги и привлечь незваных гостей. Все заимки (фермы) этой местности имели вид небольших крепостей: двор огорожен глинобитной стеной метра в четыре вышиной с крепкими воротами, а жилая фанза и навесы или хлевы для скота всегда располагались внутри двора, где находился и колодец. Заперев на ночь ворота, можно было спать спокойно, не боясь неожиданного нападения хищников.
Вдоль реки, как и ранее, тянулись рощи, камыши, заросли кустов. Подальше от нее растительность редела; там начиналась сухая степь с колючкой, полынью, чием и отдельными рощами тополей или купами кустов. Опасаясь встречи с тигром, Мафу боялся бродить по зарослям вблизи реки и предпочитал ходить на охоту по степи; здесь попадались только зайцы, фазаны, тогда как в камышах можно было подстрелить и кабана. Но зайцы и фазаны были слишком проворны для кремневого ружья, и Мафу часто возвращался с пустыми руками. Между тем запасы муки и крупы таяли.
На третий день остановились пораньше в брошенной фанзе, недалеко от дороги, чтобы посвятить больше времени охоте. Мафу отправился с Хуном на восток к видневшимся в этой стороне большим пескам. На окраине их они заметили антилоп; им удалось подкрасться на выстрел и уложить одну. На обратном пути пришлось пересечь сухое русло, заросшее камышами; пробираясь через них, Мафу, шедший впереди с тяжелой ношей, вдруг воскликнул:
— Ой, меня кто-то укусил в ногу!
— Змея, змея! — воскликнул Хун, заметивший, как небольшая змея, на которую рудокоп, очевидно, наступил, обвилась вокруг ноги.
Прежде чем он успел выхватить нож из-за пояса, змея скрылась в камыше. До фанзы было уже недалеко, и охотники поспешили домой, чтобы прижечь рану. Но это не помогло, и к ночи вся икра покраснела и распухла. К утру у больного начался сильный жар и озноб, Мафу метался и бредил, нога распухла и походила на бревно. Пришлось отложить отъезд. Лое и Лю Пи очень встревожились, так как не знали, чем и как помочь товарищу.
Бред и жар продолжались несколько дней, Мафу ничего не ел и просил только воды, часто терял сознание. Фанза была недалеко от большой дороги, и пришлось принять меры предосторожности. С утра Лю Пи и один из мальчиков выгоняли лошадь и ишаков на пастбище, подальше от дороги, и пасли их до обеда. Лое сидел при больном, а оставшийся мальчик должен был сторожить, сидя на ограде заимки, с которой дорога видна была в обе стороны, чтобы предупредить о приближении подозрительных людей.
На случай такого посещения постарались придать фанзе нежилой вид; передняя комната оставалась
