Но Лебедь ошибся. Помня о гуманности советских законов, запрещающих расстреливать человека без суда, он забыл о том, что чекистский отряд «Вперед» действовал в совершенно особых условиях. Именно эти условия продиктовали тот единственный, беспощадный приговор, который вынесло командование отряда изменнику Родины.
Утром следующего дня за околицей выстроились партизаны. Рядом толпились жители хутора и соседних сел. Конвоиры вывели на поляну Лебедя. Он шел, заложив руки за спину, низко опустив голову, и ветер играл его русым чубом.
Трудно сказать, о чем думал Лебедь в этот момент. Но внимательный взгляд заметил бы, что за минувшую ночь он сильно изменился. Под глазами появились темные круги, резче обозначились морщины на лбу и возле рта.
— Стой!
Лебедь остановился, поднял глаза на партизан. Суровые лица людей выражали осуждение и презрение. И он снова опустил голову на грудь, разглядывая под ногами смятую сапогами траву.
Молча прошли вдоль строя командиры, остановились в центре. Вперед вышел начальник штаба Бобров. Как всегда, чисто выбритый, в аккуратно подогнанной форме, с пистолетом у пояса. Сегодня он был непривычно сумрачен. Негромкий голос майора в наступившей тишине слышали все:
— «Приказ № 31, по отряду «Вперед», 5 октября 1944 года, Чехословакия, хутор Стары Горы...»
Лебедь поднял голову. Казалось, что смысл слов плохо доходил до него.
— «...За разложение... пьянки... оскорбление командования отряда... обман... помощь врагу... Расстрелять».
При последнем слове Лебедь вздрогнул, вскинул голову. Казалось, он хотел сказать что-то, но промолчал.
— Приговор привести в исполнение! — прозвучал приказ.
ТЯЖЕЛЫЕ ДНИ
Немецкие дивизии вступили в Словакию. Отборные, хорошо вооруженные гитлеровские войска принялись безжалостно топтать землю повстанцев. Народное восстание оказалось в опасности.
Банская Бистрица в эти дни стала оплотом и штабом национально-освободительного движения. К городу стягивались партизанские отряды, повстанческие части. Прибыл сюда и отряд подполковника Морского. Советские партизаны вместе с чешскими и словацкими патриотами около двух месяцев мужественно отстаивали независимость Словакии. Но силы были неравными, у противника было военное превосходство. Кроме того, предательскую роль во всех этих событиях сыграла буржуазная часть Словацкого национального совета. Напуганная размахом народной борьбы словацкая буржуазия и ее ставленник генерал Голиан всячески препятствовали военным действиям против гитлеровских войск: это, мол, единственная возможность сохранить самостоятельность страны, избежать на ее территории кровопролития и разрушений. Они радели, конечно, не о благе народа, а думали лишь о том, как бы не упустить власть из своих рук. Поэтому стоит ли удивляться, что в самый разгар боев под Банской Бистрицей генерал Голиан предал повстанческую армию и сдался немцам.
Пала Банская Бистрица. С тяжелыми боями партизаны отходили в горы...
Отряд Морского, вместе с партизанскими группами подполковника Шарова и майора Игоря, недавно заброшенными на территорию Словакии, остановился в селе Зазриво. Ночью партизан атаковали батальоны эсэсовцев и власовцев. Удар был настолько неожиданным, что люди в панике заметались по селу. На улицах завязалась перестрелка, падали убитые, кричали раненые. Командирам с трудом удалось собрать людей и организовать отход к лесу.
В этой суматохе никто из партизан не заметил, как, спрятавшись за углом одного из домов, били по своим товарищам из автомата баянист отряда, весельчак и балагур Иван, со своим рябым дружком.
— Ай да Петька! — выпуская длинную очередь, выкрикивал Иван. — Как же ты, черт, умудрился найти хозяина и так быстро сообщить ему, что отряд ночует в селе?
— Сумел... Тут недалеко в селе телефон — оттуда я и позвонил ему... Сказал пароль и где ночую...
— Молодец, Петька!.. Прекрати стрелять...
Сзади послышался шум, голоса, из-за деревьев выскочила группа партизан. Впереди с пистолетом в руке бежал капитан Олевский.
— Чего здесь задержались? — остановился он возле Ивана и Петра.
— Улица простреливается... Переждать бы малость... — ответил Иван.
— А ну, давай за мной, — прикрикнул Олевский. — К лесу!
Капитан махнул рукой и выскочил на улицу.
За ним побежали Иван и Петр.
На околице села рота бойцов, которой командовал Морской, огнем пулеметов прикрывала отход партизан. Час спустя она также покинула село и скрылась в лесу.
Морской нагнал радиста из группы Игоря, тихо спросил:
— Шаровцев не видел?.. Они рядом с вами были...
— Видал. Хлопцы Шарова на чердак бросились прятаться. Потом в лес побежали.
— Здесь они, — отозвался кто-то из темноты, — впереди идут... С такого переляку и к черту в зубы полезешь ховаться, не только на чердак...
— Тихо прошли, сволочи...
— Заставы проспали...
— Так уже третьи сутки глаз не смыкаем...
— А у вас все живы? — снова спросил Морской радиста.
— Кажется все...
На следующий день партизаны снова нарвались на немцев. Каратели, словно гончие, неслись по следам отряда. Вырываясь из одних тисков, он тут же попадал в другие. Начались тяжелые, изнуряющие бои.
Казалось, будто вся Словакия пылает в огне, будто за каждым поворотом партизан ожидают фашисты. Все дороги перекрыты танками, в селах рыщут батальоны мотоциклистов, а в предгорьях ревут моторы бронетранспортеров, в небе на бреющем полете носятся самолеты со свастикой.
Это было время, когда партизаны сутками не знали покоя и отдыха.
Отряд Морского уходил в глубь гор. На одном из привалов командир собрал офицеров, чтобы выслушать последние донесения. И без того худое лицо командира за несколько дней осунулось, заросло жесткой черной щетиной. Глаза воспалились от бессонницы и крайнего утомления.
— Связь с главным партизанским штабом Словакии восстановить не удалось, — доложил радист. — Рации соседних отрядов молчат и на вызовы не отвечают... Может, и отрядов уже нет...
— Не может того быть, — возразил Олевский. — Потрепали, конечно, всех здорово, но уничтожить все отряды нельзя... Мы ведь тоже живем, боремся.
— Патронов осталось на два часа боя, — сказал Бобров. — Гранат полсотни...
— Тут что-то не так, — перебил майора комиссар. — Мне известно, что рота Хомутовского на рассвете разбила фрицевскую машину и захватила пять ящиков гранат и три ящика патронов к немецким автоматам... Зажал, куркуль!
— Костя, забери все у Василия и подели по ротам, — приказал Морской. — Передай командирам: если узнаю, что кто-нибудь скрывает трофеи и не докладывает о них штабу, пристрелю самолично... Чикаться зараз некогда... Пошлите разведчиков поискать отряды Гурского, Волкова и Зайцева... Оставшиеся продукты никому не выдавать... Кормить только раненых и совсем слабых... Возьмите из комендантского взвода продукты комсостава... Обойдемся. Комиссар, проследи за этим сам...
— Продуктов хватит дня на три, не больше, — сказал Григорьев.
— Зараз же выделить группу Васильева для захвата продовольствия у немцев... Хоть из-под земли, а чтобы достал. — Через час выступаем, будем прорываться на север, в горы...
